И Энвиарнаэль заговорил. Зрелище, надо сказать, было ужасное. Выглядел он как зомби, на вопросы отвечал монотонно, руки метались в непроизвольных судорожных движениях, из уголка рта подтекала слюна. Хвала Бездне, с ним это не навсегда. Действительно ведь не простила бы себе такого!
К концу допроса я чувствовала себя вымазанной в грязи. Хотелось помыться. Не от того, что мы узнали, хотя узнали много важного и неприятного, а от того, что сотворила с несчастным эльфом. Энви продолжал сидеть на ковре. Он больше не шевелился и казался то ли восковой фигурой, то ли шедевром таксидермиста. Мы молчали.
- Эмма, когда он очнется? – первым не выдержал Габриэль.
- Не знаю, - честно ответила я. – Это не навсегда, Великая обещала. Но насколько – я не спросила.
- Не хотел бы я оказаться на его месте, когда придет в себя, - пробормотал Ким. – Надеюсь, он не будет помнить того, что нам наговорил.
- Я и этого не знаю, - мне очень хотелось сесть, а еще больше – принять душ. Но прежде следовало решить, что делать дальше.
- Значит, выйти отсюда мы не можем... – вздохнул инкуб.
- Ну почему же, - я пожала плечами, все же сделала пару шагов до кресла и даже не села – упала в него, - можем позвонить в универ и попросить Ректора прислать ковер.
- А где у нас Ректор? – с мрачным юмором поинтересовался Ким.
- Может, вернулся... А может, Дарбли за него... – отчего-то казалась, что мои собственные мозги тоже превратились в кисель, как у Энви. Язык во рту с трудом ворочался. И очень хотелось, чтобы сейчас парни все решили без меня. Я встретилась глазами с Кимом.
- Габриэль! – через мгновение рыкнул он решительно. – Плевать на осаду отдельно взятого дома! Нам нужно сообщить остальным о том, что происходит. Нельзя допустить, чтобы Воины Раскола проникли в мой мир!
- Мне выйти и толкнуть им речь? Объяснить популярно, что их идейного руководителя нет ни в одной из существующих реальностей? – сардонически усмехнулся кубр. – А они мне поверят и проникнутся, ага.
- А может, и проникнутся, - не сдался Ким, зачем-то уцепившись за эту дурацкую идею.
У меня начала болеть голова. Следовало рявкнуть на этих двоих, чтобы думали конструктивно, но сил не было. На то, чтобы встать и добраться до своей сумочки, достать зеркало и позвонить в Университет, или хотя бы маме – тоже. Парни продолжали бессмысленно переругиваться. Я попыталась вклиниться и попросить подать мне сумку, но на меня не обратили внимания ни с первой попытки, ни со второй, а с третьей просто отмахнулись. Мол, молчи, женщина. Злиться сил тоже не было. Одно порадовало: Энви отмер, окинул изумленным взглядом нас троих и окружающую обстановку, похоже, не понял, где находится и кто рядом с ним, но ничего не вспомнил. Возможно, даже собственного имени. А потому растянулся на ковре и заснул. Уши его, правда, напряженно подрагивали, но на губах играла улыбка. Хоть кому-то было хорошо!
А потом сумка сама вспомнила обо мне. Точнее, зеркало в ней. А еще точнее, как оказалось, драгоценная родительница. Когда прозвучал вызов, парни подскочили от неожиданности и заметались в поисках источника звука. На этот раз у меня хватило сил на них прикрикнуть и указать на сумку. Когда мне ее наконец подали, я извлекла пудреницу и активировала зеркало.
- Эмма! – по царственному лику матушки как всегда невозможно было определить, о чем она думает. – Не знаю, что там у вас происходит, но драконы потребовали выслать к тебе ректорский ковер, чтобы доставить всех в Университет. Почему-то «всех» они подчеркнули. Так что, выходи во двор со всей компанией и открой охранку. Ковер будет у вас через минуту.
* * *
Ее опять не было дома. Уже в который раз, возвращаясь после дневных тренировок, боксер не заставал гостью. Придраться было не к чему – караулить ноутбук в это время не имело смысла, а контролировать Шурочкины перемещения Генка отказался, не пожелав иметь с ней дела. Но сам факт раздражал до скрипа зубовного. Проклятая жаба совсем от рук отбилась!
Не появилась Шурочка и через час, отчего в квартире казалось невероятно пусто и тихо. Вот с чего, спрашивается? Шуму от девчонки было не больше, чем от тихо включенного телевизора, а сейчас он орал у Генки на полную мощность. Но все равно дом казался затаившимся и печальным. Даже любимая кухня сияла чистотой равнодушно и вроде бы с укором.