А розарий располагал к романтике. Красота цветов, сладкие запахи, остановившееся время… Истомин — младший, совершенно позабывший о причине своего прихода в «Злата Прагу», очарованный Горяновой не на шутку, распаленный страстным танцем и буквально потерявший голову от комплиментов, ходил вокруг Даринки гоголем, правда, к счастью для нее, дорожки в розарии были узкими и с трудом позволяли протиснуться одному, поэтому Юрий семенил за девушкой, посылая ей во след всевозможные романтические флюиды. А Горянова считала минуты и мысленно молила, чтобы Ванечка не ушел, а дождался ее, чтобы она смогла все ему объяснить и все исправить…
Они уже прошли розарий от начала до конца и по кругу раза два, когда Даринка осознала, что прошло уже почти полчаса. Стрелка, которая, казалось, застыла на одной и той же отметке, вдруг за секунду переместилась на шесть крупных делений, и Горянова воспряла духом. Полчаса! Она подарила Альгису полчаса! Он уже должен был все успеть, а значит, Даринка свободна! Какое все — таки сладкое это слово — свобода. Мы не ценим ее, не понимаем своего счастья, когда общаемся с людьми, которых искренне любим. Сейчас Даринка вмиг почувствовала себя снова молодой и прекрасной. Огромный груз свалился с ее плеч.
— Юрочка! — резко прервала она пространные рассуждения Истомина — младшего. — Спасибо Вам за прекрасные мгновения, что вы провели со мной, но боюсь, что Альгис уже съел свой устричный суп и ждет не дождется вашего возвращения. Поверьте, я так счастлива, что провела это время с вами! Вы такой душка! — и Горянова с искренним чувством облегчения чмокнула растерявшегося мужчину в щеку.
Вот теперь он ей нравился, даже более того, от переполнявшей ее радости ей захотелось стукнуть его чем — нибудь, но Даринка решила благоразумно не поддаваться юношескому порыву. Она лишь снова решительно взяла его за руку и вывела наконец в переполненный зал. А потом Даринка так и оставила его у танцпола. Юрий пытался что — то сказать вслед, но Горянова уже его не слушала. Хватит! Она вся устремилась вперед, туда, где за столом еще шумела веселая компания и где все также одиноко и неприкаянно сидел её Ванечка. Даринка от счастья чуть не заплакала.
«Он здесь! Он меня дождался!» — стучала в голове счастливая мысль. Горянова почти бежала через зал, никого не замечая вокруг, и совсем спокойно отмахнулась от яростного шипения Елены Артемовны, вежливо и твердо отодвинув мать и занимая место подле Ванечки. Даринка судорожно, очень крепко сжала его руку, безвольно лежавшую на коленке. И Пименов словно очнулся ото сна. Медленно перевел осоловевший взгляд на девушку и мотнул головой, словно прогоняя наваждение.
— Ваня! — взволнованно шепнула Горянова, ловя его глаза своими, — прости меня, пожалуйста, я не могла, я не хотела, но (она почему — то задыхалась)… но у меня были очень веские причины так себя вести… Поверь… Хорошо? Я дома все расскажу… Ваня, я все расскажу…
Даринка пыталась поймать уплывающий пименовский взгляд и склонилась к нему, шепча что — то нежное на ухо, и ей показалось, что он начинает слышать ее, что ее Ванечка возвращается и все снова будет хорошо. Будет, как прежде…
Они так и просидели до самого вечера рядышком, почти молча, стараясь не размыкать рук. Хотя Ванечка все таки отрывал ладонь, потому что, вопреки давней привычке, он сегодня не пропустил ни одного тоста… Александр Айгирович все подливал и подливал будущему зятю водки… А на осторожные Даринкины слова — может не надо больше пить, папа, — он зло зыркнул и оставил все без ответа… «Могло быть и хуже», — рассудительно решила Горянова и от мужчин отстала. Мальчики все взрослые, хотят напиться — пусть напиваются! В конце концов, это происходит не каждый день!
Расходились все поздно. Ребята уже орали песни на улице, папа с Ванечкой задержались в клозете, а Елена Артемовна побежала к такси, когда в тишине за Даринкиной спиной раздался злой пьяный Элькин голос: