- Вы тоже? – вдруг сказала она тихо вслух. – Вы тоже не умеете говорить «нет» тем, кого любите?
- Что ты сказала? – шёпотом переспросила у неё Резенская.
- Так, ничего…
Глава 10
Горянова впервые так много спала. Казалось, Питер вытянул из неё все соки, жизненную силу. Они приземлились в три, и Даринка, весь полет смотревшая в иллюминатор, хотя что там можно было рассматривать ночью, беспокоила Резенскую. Лиля вообще после балета как-то странно посматривала на подругу и даже пару раз обеспокоенно поинтересовалась её самочувствием.
- Не обращай на меня внимания, – отмахнулась та, – мигрень.
- Давай в круглосуточную заедем, купим таблетки?
- Не нужно, перетерплю…
Горянова сама себя не узнавала и, что случилось с ней впервые, не понимала. Она пыталась разобраться, почему не перестает думать об Истомине. Самое банальное объяснение, что она пала жертвой его прибалтийского очарования и по старой традиции русских баб смешала жгучую жалость с мазохистским интересом к тому, кому она и на фиг была не нужна, не выдерживала никакой критики. Горянова с юных лет истребила распространенную для многих привычку врать себе. Нет! Она умела признавать любые свои чувства и даже испытывала какой-то кайф от внутреннего приятия своих достоинств и, более того, недостатков. Поэтому мысль о влюбленности она отмела сразу и бесповоротно. Нет! Здесь было что-то другое! Что-то потаённое и очень больное. Может, её душевные раны глубже, чем она думала, и настолько кровоточат, что произошла банальная сублимация, и Даринка теперь воспринимает Истомина, как себя, присваиваю чужую боль? Вероятно. Но сути это не меняло. Она совершенно отчетливо признала, что Истомин теперь поселился где-то глубоко, перейдя в разряд родственных душ.
- Нашла время обзаводиться щеночком! – невесело усмехнулась Горянова. – Тамагочи, блин! Хорошо, хоть говно за ним не убирать…
Когда объявили посадку, Горянова, глубоко ушедшая в свои невесёлые мысли, быстрым шагом рванула к выходу, игнорирую удивлённые возгласы оставшейся позади Резенской. Даринка ощутила себя лишь тогда, когда её несмело окликнул родной голос. Ванечка? И Горянова мгновенно пришла в себя, с удивлением понимая, что стоит уже практически у выхода, что Лилька куда-то запропастилась, а её уже нежно и многообещающе целует, притягивая к себе большой натруженной лапой, самый любимый человек на свете.
- Дарин! Ой… здравствуйте… – прервала их поцелуй показавшаяся из-за поворота Лиля, которая теперь, понимая, что бестактно влезла в чужой интим, раскаянно застыла. – Простите ещё раз! Ну, я тогда пойду? Извини, думала, что вдруг тебе плохо стало, побежала за тобой, а тебе не плохо даже, а наоборот… Тогда пока? До встречи на работе?
-Давайте мы Вас подвезем, – предложил Ванечка, – у меня там друг на такси.
-А это вас не затруднит? Тогда не откажусь, спасибо, - искренне поблагодарила Лиля.
И они все трое направились к выходу. В машине Даринка и заснула. Отключилась. Сквозь неровную пелену сна она слышала, как Лиля рассказывала обеспокоенно Ване, что у Дарины вдруг заболела голова и что та такая уже часа четыре, а то и больше.
- Дарушка, тебя понести или сама пойдёшь? – тихонько разбудив, спросил Иван, когда они подъехали.
- Сама пойду, – тут же отозвалась Даринка, – не инвалид, чтобы на руках кататься.
Но всё равно её хватило ровно до кровати. Уже в дверях, небрежно, чего Горянова раньше не допускала, она бросила своё дорогущее пальто и, снимая на пути в спальню брюки, пиджак и шелковую блузку и неровно вешая на ближайший стул, завалилась спать.
- Меня не кантовать, при пожаре выносить первой, ё строго дала она указания растерянному Ивану.
Он действительно сначала пытался её будить. Но когда женщина реально хочет спать, а не притворяется, то она спит, и никакие там поглаживания, покусывания, вылизывания и настойчивая рука, не скажем где, не способны её разбудить.
Ванечка, потрудившись немного, расстроенно вздохнул, укрыл Горянову и, подгребая её к себе, обнял поперёк своей родной тяжелой рукой.
И всё было бы хорошо, но… Но Дарина проспала всю субботу целиком. Уже вечером, встав, чтобы справить естественные нужды и выпить воды, она хмуро и хрипло сказала расстроенному и настороженному Ивану: