- Дарина! – голос отца прорезал пространство.
Он, оказывается, встречал её у арки и совсем не понимал, почему дочка оказалась позади него. Потерянное Даринкино лицо всё сказало ему. И он побежал к ней отчаянно, изо всех сил, как когда-то в детстве, когда она упала с высокий качелей.
- Девочка моя, – с силой прижал он её к себе, уже понимая, что опоздал, – пусть их, шалав! Слышишь? Забудь! Не стоят они твоего мизинца! Доченька! Слышишь? Не стоят!
Александр Айгирович, кадровый военный, не раз бывавший в горячих точках, никогда не чувствовал себя таким беспомощным, как сейчас…
Но Даринка уже пришла в себя. Она отстранилась от отца и спокойно спросила:
- Давно они?
- С ночи.
- Ну, вот и поговорили… Я пойду, пап. Не рассказывай им, не надо. Дело-то житейское… Я сама разберусь.
- Может… – Александр Айгирович замолчал.
- Не может… Спасибо, папа, – и она снова прижалась к нему, чтобы поцеловать его в небритую щеку.
А потом пошла на работу, привыкая к новым ощущениям, которые рождаются в душе, когда тебе со всей силы дали под дых.
***
Как дошла до работы, как сбила каблук, Даринка помнила смутно. Дошла – и слава Богу! Спокойно поднялась по ступенькам. Зашла к Савёлову и даже улыбнулась, отвечая на его вопрос, всё ли в порядке:
- Все живы, Роман Владимирович.
А дальше… Дальше на работе нужно было держать лицо. Самое удивительное, что это было совсем не трудно: на Даринку опустилось какое-то странное отупение, такое, когда ничего не чувствуешь. Ни-че-го! Она села за стол, старясь производить как можно меньше шума (очень разболелась голова), кликнула мышкой, открывая наугад первый попавшийся файл. И, кажется, что-то начала печатать. Даринкины пальцы ровно застучали по клавиатуре. Тук, тук-тук, тук, тук-тук, тук… Горянова не сразу поняла, как и когда это произошло, но ровный мерный стук, издаваемый её руками, вдруг показался ей настоящей музыкой, в прошлом модной и очень знакомой. Она стала вслушиваться в ритмы, подпевая, вернее, не подпевая, а пока только мыча, потому что ей никак не удавалось, что называется, «поймать» мелодию. Она раз за разом повторяла ритм и так же методично пыталась узнать за ним мотив.
- Мммм, эммм, уо, ммм, – доносилось из её рта нечленораздельное полумычание, сопровождаемое покачиванием головой в такт.
А маленькая компьютерная клавиатура превратилась в самую настоящую барабанную установку. Тук, тук-тук, тук, тук-тук, тук… Звук постепенно нарастал, и вдруг Даринка поняла, что кроется за этим тук-тук. Тут же в памяти всплыли слова, и она, невероятно довольная, что угадала-таки, подыгрывая себе аккомпанементом из маленьких компьютерных клавиш, фальшиво запела еле слышно, почти про себя:
- Районы, кварталы, эммммм массивы, я ухожу, ухожу красиво.
Эта строчка продолжала крутиться в голове, принося странное умиротворение.
- Районы, кварталы, эммммм массивы, я ухожу, ухожу красиво.
Сколько раз она повторила её, Горянова не считала, да и зачем? Тук, тук-тук, тук, тук-тук, тук… Красиво!
Савёлову, ещё не привыкшему к переменам и всё ещё чутко воспринимавшему каждый шорох в этих грёбаных коробочках, надоело слушать Даринкино мычание, ещё полчаса назад его забавлявшее, а сейчас резко бившее по усталой голове.
- Чёртов Альбертик, Джеймс Бонд херов! Установил прослушку, мать его!– в сердцах кинул он и поднялся из-за стола, чтобы воочию посмотреть, чем там Горянова занимается.
Со стороны всё было нормально: ну, развлекается девочка, что ж, имеет право, такой проект отхватила, пусть пошалит.
- Горянова, ты что, ди-джеем заделалась? – хмыкнул он, – так, боюсь тебя расстроить, у тебя для этого ни слуха, ни голоса, народ сбежит.
Даринка оторвалась от клавиатуры, подняла на него взгляд и снова опустила, ничего не ответив.
- Горянова?
- Красиво! Ммм! – ответила ему Даринка, вдруг резко вставая и делая шаг от стола, а потом почему-то снова дергано возвращаясь обратно, резко садясь и пододвигая к себе клавиатуру. – Ммммм, красиво!
А потом, уже изумляя всех, кто был в офисе, Горянова снова встала, что-то сумбурно ища в бумагах, путаясь в листах, обычно ровным, упорядоченным строем лежавших на её всегда идеальном столе.
Савелов наблюдал эту картину с явным изумлением и не знал, как реагировать и уже хотел сказать что-то едкое, язвительное и пошлое, как вдруг, весь напрягся, свел брови и очень громко крикнул:
- Горянова! Кончай придуриваться!
Но Даринка снова села и продолжала ритмично печатать, покачивая в такт своеобразной музыки головой.
Савёлов, ничего не понимая, пошел к девушке и, выхватив чей-то стул, прикатил его, садясь напротив.