Но там, в Холодном замке — Дрэз. Маленькая, до ужаса наивная, обиженная им Дрэз.
Марион сглотнул.
— Простите, Ваше величество, мне нужно идти.
— Марион.
Он снова оглянулся, сгорая от раздражения.
— Не иди через королевский дворец. Уверена, тебя приказано схватить. Вот, возьми, — Белоснежка протянула ему нечто полукруглое, Марион машинально взял и почувствовал холод металла. — На входе в гостевое крыло стоят мои люди. Покажешь им, они тебя пропустят. Скажешь, что по моему приказу.
— Почему ты это делаешь?
Эрталийская королева рассмеялась:
— Женские капризы. Беги.
И направилась в карету. Марион не стал задерживаться, лишь услышал, как свистнули вожжи, как рявкнул кучер своё «пшла». Принц уже бежал к гостевому крылу дворца, где расположилась бывшая невеста среднего сына короля, а ныне, если он верно понял, официальная невеста младшего.
Угрюмая стража в полосатых дублетах молча взяла половину медного жетона из рук принца, посмотрела, вернула ему обратно. Раздвинула алебарды.
Оказавшись внутри, Марион чуть перевёл дыхание. Попытался вспомнить, сколько времени прошло с того дня, как Дрэз угощала его кофе. Удивительно вкусным кофе, непохожим на то пойло, которое принц глотал, когда хотел спать, а спать было нельзя. Вспомнить не смог: дни слиплись в один грязный ком. И новый порыв леденящего ужаса заставил парня схватиться за поручни лестницы чёрного хода.
— Дрэз, пожалуйста, — прохрипел Марион, тяжело дыша и не стирая пот, катящийся по лицу, шее, спине, — пожалуйста, дождись меня. Не делай ничего, эй! ты меня слышала?
А затем бросился наверх, на третий этаж, где находились комнаты для фрейлин. Там можно было пробежать пару коридоров и, оставшись незамеченным, спуститься непосредственно к анфиладе комнат короля.
Потолки на третьем этаже были низкие, коридоры — узкие. Здесь уже не виднелось лепки и зеркал, суровая скромная простота. Принц знал, что фрейлины жили по двое в каждой комнатке, и, если не выходили замуж, то здесь же встречали и старость, и смерть. И искренне не понимал, почему юные девицы так стремятся на эту кабальную должность.
Рядом с одной из безликих дверей, так похожих друг на друга, Марион замер. Просто не смог пробежать мимо. Прислонился лбом к крашенному белой краской дереву.
— Мама…
Он смутно помнил своё детство, прошедшее в страхе перед отцом практически над самой головой короля. Марион не знал: любила ли мать Андриана, или искала выгод статуса любовницы, или просто терпела, уступая страху перед его властью. Он почти не помнил её. Только нежные руки и пушистые светлые локоны, вечно щекотавшие сыну лицо. А ещё улыбку.
— Мама, — снова прошептал принц, — если ты там, в краю блаженных, помоги мне спасти одного очень хорошего человечка. Не такого, как я. Это девушка. Клянусь, она бы тебе понравилась.
Он поцеловал ручку двери, осознавая, насколько это глупо выглядит: покои фрейлин никогда не пустовали, и в этой клетушке совершенно точно давно уже жил кто-то другой. И, скорее всего, двое. Марион не был здесь с того самого дня, как отец забрал среднего сына к себе. Принц любил женщин и славился своими любовными похождениями, но никогда не связывался с фрейлинами. Даже, если те сами проявляли инициативу. Боялся, что их согласие — не желание, а лишь вынужденность их зависимого положения.
Марион повернул на лестницу слева, сбежал на второй этаж и, с обнажённой шпагой проскочив амфиладу пышно убранных комнат, подбежал к дверям королевского кабинета. Стражи здесь тоже не обнаружилось. Принц вздрогнул, осознав, что это означает. Король умер, да здравствует король. А новым королём, очевидно, стремительно становился Дезирэ.
И нужно было быть полностью идиотом, чтобы ни понимать: выбора у Мариона просто нет. Король Дезирэ — кошмар, сбывшийся наяву. Последний шанс остановить экспансию младшего брата — прямо сейчас ворваться к двору и воинам, чьи крики доносились с террасы, напомнить, с кем последние ходили на Монфорию. Напомнить все их совместные вылазки и штурмы крепостей, а потом взять командование над обезумевшими от страха и ярости людьми на себя.
Он уже это делал. Он сможет.
А Дрэз… Ну она же как-то прожила все эти дни без него, верно? А если не прожила, и он опоздал, то поздно бросать всё на кон ради спасения той, которой не уже помочь.
— Марион! — принц резко обернулся и не сразу узнал заплаканную девушку, бросившуюся к нему от подоконника. — Марион, пожалуйста, спаси меня!
Узнал, когда она обвила руками его шею, прижалась к груди и бурно разрыдалась.
Юта.
Его первая и единственная любовь. Та белокурая девочка с искрящимися смехом голубыми глазами, в честь которой Марион складывал свои первые вирши. Та, под чьими окнами робко дежурил, словно часовой, та, с которой безудержно мечтал о счастливом будущем, та, которой он сделал предложение, преклонив колено и не слыша своих же слов из-за стука собственного сердца.