Шляпа так и осталась позабытой на роковом склоне горы.
Марион снова запел свою незатейливую песню. Я бы даже сказала не запел, а завопил. Музыкальный слух у него определённо был, но… Видимо, принц относился к тем, кто считает, что чем громче, тем лучше. М-да. Этот вопль у нас песней зовётся.
— Пусть же смеются
В любви признаются,
Но проиграю
Милым не я.
Что-то показалось мне в этой песне неуловимо знакомым. Словно я где-то раньше её слышала. Но смысл, конечно, был мерзким. Я уткнулась носом в его короткий, бархатный плащ. От Мариона пахло дорогим вином, горьким шоколадом и чем-то ещё. Чем-то вкусным.
Конь ветром летел по облитой лунным светом дороге, принц раскинул руки и пел от души, в собственное удовольствие, а я вжималась в его спину, размышляя над зловещим совпадением. Мне вдруг вспомнились холодные, словно змеи, слова: «Каждый раз, когда принц захочет, чтобы ты была рядом, а у тебя будет для этого возможность, ты не сможешь нарушить сделку. Нарушение соглашения повлечёт за собой тяжёлые последствия. И каждый следующий раз наказание будет становиться ужаснее».
Я едва не свернула себе шею, когда Марион захотел, а я ему отказала. Это совпадение или наказание?
Мне стало жутко.
Особенно с осознанием, что в следующий раз случится что-то ещё ужаснее. Да, видимо, Чертополох был не из тех, кто шутит или угрожает попусту.
Ой, мамочки! Как же мне всё это не нравилось-то!
Мы въехали в ещё один городок. Копыта коня зацокали по каменным булыжникам. Отчего-то я была уверена, что это уже другой город, не тот, в котором жила Золушка. Хотя дома выглядели точно так же: сложенные из камней, или глинобитные, с деревянными стрехами, с черепичными островерхими крышами. Вот только улочки словно сбегали сверху вниз, дома возвышались друг на другом террасами.
Несколько собак, захлёбываясь лаем, устремились за нами. Марион засвистел, в одном из домов распахнулись ставни. Что-то плеснуло из окон и едко запахло мочой. Одна из собак позади взвизгнула от неожиданности.
— Вот я тебе! Только посвисти в следующий раз! — завизжал кто-то, но мы уже свернули на другую улицу.
— Ты можешь не мешать людям спать? — спросила я принца на ухо.
— Спать — зло, — отозвался тот жизнерадостно. — Зачем спать, когда надо жить?
— А ты сам что, никогда не спишь?
Но мы уже подъехали. Жеребец остановился перед двухэтажным домом с уютным палисадником перед ним. От аромата множества цветов у меня закружилась голова. Матиола двурогая! Вот уж чей нежный аромат не перепутать ни с каким другим! Окна особняка сияли жёлтым светом из-за льняных белых штор.
Марион спрыгнул на землю.
— Пошли, — бросил мне.
— Ага, — уныло отозвалась я, — только шнурки поглажу.
Он обернулся.
— Дьявол! Я и забыл. Извини, малыш.
Стянул меня с конского крупа, снова закинул на плечо.
— Ты не мог бы как-то… ну… не так…
Марион от души шлёпнул меня по попе.
— На руках я только девчонок ношу. Терпи, малец, раз уж парнем уродился, — он ударил дверным молотком в металлический диск на двери. — Ты, кстати, голоден?
Мой желудок тотчас отозвался бурчанием.
— Кстати, голоден, — прошипела я, мучительно краснея.
— Отлично. Составишь мне компанию. Не привык, знаешь ли, есть в одиночестве. И бухать тоже. Ты как, вино уже пьёшь или мал ещё?
— Кто там? — донеслось брюзгливое из-за двери.
Принц повернулся к ней спиной и заколотил каблуками. Внезапно на тёмном дереве засветился маленький прямоугольник, размером с мою ладонь, а затем свет погас, но я увидела чьи-то глаза.
— Отворяй! — решительно скомандовал мой спутник, чувствовалось, что он абсолютно не ожидал отказа.
Ему и не отказали.
— Ваша милость, — закудахтал привратник, грохоча щеколдами. — Сейчас, сейчас… один момент…
— Я не один. Скажи ей… А, нет. Лучше о коне позаботься. Сам скажу.
Ей? И почему я не удивлена…
Дверь, наконец, распахнулась, и Марион, не говоря больше ни слова, устремился внутрь гостеприимного дома. Взбежал по довольно широкой лестнице (прямо вот так, со мной на одном плече), а затем без стука завалился в комнату.
— А… Ты не одна?
Глава 7
Высокие отношения
Я вывернулась в руках принца и обернулась.
Во-первых, это была спальня. Сиренево-серо-розовая, с альковом, балдахином, тяжёлыми гардинами и камином. Во-вторых, перед этим самым камином, на шкуре какого-то пушистого и, судя по всему, большого животного, застыли в весьма откровенной позе двое. Сверху — красивая рыжеволосая женщина, чьё точёное тело в свете пламени отливало золотом, почти не скрываемом сорочкой, с одной стороны спущенной так, что видны были тяжёлые груди с тёмными ореолами, а с другой, задранной так, что изяществом её ног можно было любоваться до самого не хочу. Мужчину под красоткой почти полностью скрывала тень, но, он был очевидно мускулист и волосат.