— А я разве осуждаю? — удивилась я. — И заканчивай с этим «ты не понимаешь!». Мы все не понимаем друг друга. Я — тебя, а ты — меня. Хочешь, чтобы поняли — объясни.
— Знаешь, как я плакала, когда отец привёл в дом мачеху?
— Почему? — я сняла кофе, поставила на плиту молоко, а зёрна засыпала в ступу и начала перетирать пестиком. — Насколько я понимаю, вы с папой жили в развалюхе, а этот дом отстроила вам моя мама.
Страдалица насупилась, поджала губы.
— Лучше бы мы продолжали жить в развалюшке, но вдвоём!
Я закатила глаза:
— Ага. Дура ты, Золушка! Даже не знаю, как ты будешь жить со своим прекрасным принцем. Марион даже на эшафоте будет петь задорные песни. А ты, даже окружённая прислугой и роскошью — ныть.
— Тебе легко…
— Да-да. Очень.
Я сняла едва не закипевшее молоко. Посмотрела на не растёртый кофе.
— Чем у вас тут мелют зерно?
— Мельницей, — огрызнулась Золушка.
Но потом спохватилась и нашла мне нечто вроде ручной мельницы: два каменные жернова, довольно небольших, ручка… Ну ладно. К сожалению, я не смогу заново придумать электричество, хотя и любила физику в школе.
— Марион — принц, — вернулась Синди к оставленному разговору. Видимо, ей нужно было что-то доказать. То ли мне, то ли самой себе. — Конечно, он не знает, что такое горе и страдание…
— Ага, — я фыркнула.
Почему-то мне не хотелось рассказывать сестрёнке всё то, что я узнала о принце-кролике. Как будто мне не Кара открыла, а он сам поделился. И как будто во всём этом была хоть малейшая тайна. «Сам расскажешь, если захочешь», — решила я.
С мельницей дело пошло на лад, и вскоре порошок был готов.
— Что это? — тихо спросила заинтригованная сестрёнка.
— Зря ты не согласилась поехать с нами в Эрталию, — не ответила я. — Поверь, знакомство с семьёй жениха тебя не порадует. Лучше уж под дырявой крышей придорожной харчевни, чем в королевском дворце.
Я долго шарилась на полках прежде, чем нашла хоть что-то похожее на турку. Не турка, конечно. Ковшик. Но довольно узкий и с толстыми стенками. Сойдёт.
— Ты мне завидуешь, — мрачно сказала Синди.
Гм. Я задумалась. Завидовала ли я? М-м… наверное.
— Конечно, ведь я стану принцессой, а ты так и останешься в домике, который построила твоя маменька!
— Подожди, — я вдруг обернулась и внимательно посмотрела на неё. — А с чего-то ты взяла, что Марион на тебе женится? Откуда такая уверенность? Он же пока вроде не признавался тебе в любви?
Но тут кофе вскипел и плеснул ароматной пеной на плиту. Я поспешила убрать «турку».
— Йожкин кот!
Затрясла обожжённой рукой. Подула на пальцы, поморщилась. А затем принялась разливать кофе на две чашечки.
— Где тут венчик?
Золушка молча подала. Я принялась взбивать молоко. Кофе! Как же я соскучилась!
— Просто я ходила в город. И слышала, что принц ищет девицу, с которой танцевал на балу. Он подобрал хрустальную туфельку и…
Я не сразу поняла к чему это она. А, точно, я же спросила.
— Ну, мало ли он встретит девицу с твоим размером ноги раньше, чем спустится на нашу улицу? — хмыкнула саркастично.
И тут вдруг на улице запели трубы. Не успела! Ни кофейню устроить, ни маффин сделать… только кофе сварила. Ну, уже хорошо. Я разлила молоко по чашечкам, поставила их на поднос и вышла в холл.
— Есть ли у вас незамужние девицы…
Я не слушала сизоносого пузатого герольда. Даже не посмотрела ни на него, ни на других славных рыцарей, заполнивших холл, который разом сделался тесным и убогим. У притолоки стоял Марион. Безучастный, похожий на восковую куклу. Красные глаза, круги под глазами, уголки губ опущены вниз. Он так и не переоделся. Всё в той же помятой, испачканной лесом и костром куртке. В тех же штанах. И это — мой неунывающий принц-кролик? Неужто на него так сердечные чувства действуют?
— Я! Я хочу померить! — вперёд выпрыгнула глупенькая Ноэми.
Но, в конце концов, девушка в такой чудесной, жемчужно-серой атласной шляпке имеет право на некоторую неразумность? Кстати, волосы она не подстригла, но убрала на одну сторону и подвернула. Ей шло.
— У меня две дочери, — говорила маменька.
Папенька мялся где-то в углу. К моему удивлению, он был трезв. И, конечно, его грыз алкогольный синдром вины. Один из рыцарей прошёл вперёд, преклонил колено, достал из-за пазухи свёрток, развернул голубой шёлковый платок…
Проклятая туфелька!
— Кофе хочешь? — тихо спросила я, встав рядом с принцем. — Только-только сварила.
Марион вздрогнул всем телом, обернулся, с недоумением разбуженного человека посмотрел на меня. Узнал не сразу.