Теперь этот вояка, который лет десять назад отличался беспримерной отвагой в битвах с Монфорией, будет трястись от ужаса, предчувствуя последствия гнева персоны королевской крови. Каждый день мысленно прощаться с семьёй, коситься на покачивающиеся на ветру верёвки виселиц на площади Правосудия, не спать ночами, вслушиваясь в ночные шорохи и даже иногда слышать словно наяву гулкие удары стражников в дверь…
— Расслабились, — прошептал Дезирэ, — вы все расслабились под мирным руководством моего излишне доброго папочки.
Он направил коня на нужную улицу. Младший принц гордился системой соглядатаев, которую изобрёл лично, и которая служила ему безотказно. Он никогда не торопился затягивать узел раньше времени. Но кто сказал, что этой ночью время не пришло?
Остановившись у деревянной коричневой двери, расписанной цветочками, повёл на неё подбородком.
— Выбить.
Времени жертве подготовиться Дезирэ не даст.
Дверь проломили четырьмя ударами секир. Принц спрыгнул и прошёл внутрь жилища. Откуда-то из коридора вынырнул насмерть перепуганный старик-привратник, прямо так, в длинной ночной рубахе, со съехавшим колпаком на взлохмаченной седой голове, в перепутанных тапочках. Свеча плясала в его руках.
— К-к-к…
Принц кивнул, и один из стражников схватил старикана за горло.
— Молчать, — приказал Дезирэ, поднимаясь наверх.
Двадцать воинов последовали за господином, пятеро остались снаружи, пятеро — внизу. На всякий случай. Ломать двери в комнаты на втором этаже не понадобилось — Дезирэ вошёл в распахнутую настежь дверь.
Камин всё ещё трещал поленьями, но искомая добыча, очевидно, уже покинула убежище.
Принц прошёл и присел рядом с телом рыжеволосой красавицы в бархатном вишнёвом платье. Охотник стянул крагу с левой руки, коснулся рукой горла женщины в том месте, где бился пульс. Беспамятная застонала, приходя в себя
— Ну, и где же твой любовник, милочка? — поинтересовался Дезирэ ласково.
Она однако всё ещё не была в состоянии его слышать и понимать. Он обернулся к замершим у двери воинам:
— Десять остаются. Дом обыскать. Тщательно обыскать. Эту — в клетку. Остальные — за мной.
И собственноручно надел на нежные запястья девицы антимагические наручники. Провёл пальцем по бархатистой коже щеки любовницы брата, по пухлым сладким губам.
— Мы потом поговорим с тобой. Обещаю, — шепнул нежно.
Поднялся. Бросил на рыжулю ещё один взгляд. Красивая! Чёрт, очень красивая. Вообще, дамы полусвета намного прекрасней светских дам. У Мариона, оказывается, есть вкус. Это радовало. Интересно, что эта ведьма пообещает мучителю за надежду на избавление от страданий?
Дезирэ хмыкнул и вышел. Спустился по лестнице и, оказавшись на улице, задумался.
— Где же ты прячешься, братик? Впрочем, не отвечай. А то игра потеряет интерес.
По булыжникам улицы струились грязные водовороты, унося навоз и помои в тщетной надежде расчистить город. Младший принц любил грозы, но не мог не признать их существенный недостаток: после ливня ни одна собака не могла найти след добычи.
Печально. Значит, придётся рассчитывать только на проницательность собственного острого ума.
Я проснулась в отличном расположении духа. Помедлила перед тем, как открыть глаза. Но — фух — комната осталась прежней. С панорамным окном. Или дверями? А, неважно. Я вскочила и бросилась в душ, напевая вполголоса те вчерашние четыре ноты, которые Чертополох сыграл на клавесине. И вдруг застыла. Мыльная пена сползла мне в глаза и пришлось, фыркая, их долго-долго промывать. И всё же…
Совершенно определённо я знала эту мелодию!
— Alas my love you do me wrong, — пропела я.
Любовь моя, ты так ко мне жестока… Зелёные рукава! Одна из самых популярных и загадочных песен средневековья. Её приписывали даже Генриху Восьмому, жестокому королю Англии. Якобы влюбчивый монарх посвятил романс несговорчивой Анне Болейн. Что, впрочем, не помешало ему потом отрубить даме сердца голову, когда та удовлетворила все желания влюблённого короля. Ох уж эти поэты! Никогда не стоит верить стихам, сложенным в твою честь. И поэтам доверять тоже не стоит.
Значит, версия с несчастной любовью подтверждается.
Ну и отлично. Кто у нас спец по несчастной любви? Кто утешал Лику, влюбившуюся в придурка Ромку, когда та пускала сопли на моём плече? А придурка Рому, страдающего по неприступной Эльвире? А Серёгу, решившего спрыгнуть с парапета, потому что Вероника заявила, что тому слабо, кто в итоге спас? Вот то-то и оно. Уж с каким-то там принцем Фаэртом я точно справлюсь.