Воздушные потоки подхватили нас, растрепали мои не в меру отросшие волосы, ударили в грудь, заслезили глаза. Мир закачался и поплыл вниз. Я заорала от восторга. Фаэрт прав: кто сказал, что в других мирах действуют те же законы физики, что и в нашем? Никогда особенно не любила эту науку, наверное, не стоит и начинать. Если законы запрещают лошадям скакать по воздуху, то и нафиг такие законы.
Когда его рыцари вломились в очередной мирно спящий дом, Дезирэ привычно отправился на спальный второй этаж. Принц не связывал себя условностями этикета. Распахнул первые же попавшиеся двери и, хмыкнув, прислонился к косяку. Затем гулко и медленно захлопал в ладони, привлекая к себе внимание увлечённой срамным делом парочки. Девица пискнула и нырнула под одеяло. Парень, заалев, замер, а затем потянул на себя это же одеяло, пытаясь скрыть то, что скрываться вовсе не желало.
— Месье Рамиз? — улыбнулся Дезирэ. — Неожиданная встреча.
— Д-доброе ут-т…
— Не уверен, что оно доброе. А под вами мадмуазель Катарина, не подскажете? Я верно понимаю?
— Это не то, что…
— Да конечно не то, — согласился младший принц, смакуя положение.
Голый рыжий Рамиз приобрёл цвет варёного рака.
— Вы пришли меня арестовать? — он всё же набрался мужества, вскинул голову и посмотрел на мучителя глазами ощипанного петуха.
— Возможно. Но сначала мне нужно кое-кого найти. Не будете ли вы столь любезны подсказать мне, где находится ваш сюзерен и милый друг принц Марион?
Катарина, поспешно натянувшая рубаху под покрывалом, соскользнула с кровати, присела в реверансе.
— Ваше высочество. Тут его нет, — сообщила она. — Хотя, если принц Марион по какой-то странной причине и решил проникнуть в мой дом ночью, то лишь тайком, и мне об этом неизвестно. И ещё менее известно Рамизу. Простите мою дерзость, мой принц, но прошу вас, позвольте нам одеться. Ваш визит несколько… неожиданнен для нас.
— Что ж, тогда мне придётся обыскать ваш дом, моя милая Катарина.
О, это тонкое искусство фамильярности! Приободряющей, уничижающей, низводящий человека до состояния скота или, напротив, возвышающей до первого круга. Дезирэ владел им в совершенстве. Катарина, верно истолковав его намёк, покраснела. Её золотистые растрёпанные волосы парадоксально подчёркивали красоту фигуры и лица.
— Мой дом к вашим услугам, мой принц, — она всё ещё не поднималась из реверанса, и сорочка, конечно, была не в состоянии скрыть соблазнительные очертания юной груди. — Но позвольте нам остаться наедине на пять минут, чтобы привести себя в порядок.
Дезирэ учтиво наклонил голову и вышел, не до конца прикрыв дверь. Он начинал злиться, и эта пикантная мизансцена немного развеселила его. Жаль, что Катарина — дочь графа. Сценку можно было бы и продлить. Принц засёк время. Однако, к его разочарованию, жертвы справились раньше.
— Прошу вас составить нам с месье Рамизом и бабушкой компанию, — Катарина в голубом платье оказалась очень хороша. Правда Дезирэ с удовольствием бы растрепал волосы, убранные под чепец, снова. — Вы будете чай или вино? Пока ваши солдаты ищут в моём доме того, кого ищут, мы могли бы побеседовать в гостиной.
— Кто ж пьёт вино с утра? — благодушно пожурил её принц.
— Рамиз, милый, проводи Его высочество в гостиную. Я помогу бабушке спуститься. Боюсь, что незнакомые мужчины ранним утром её напугают.
— Мадам Элен, — вспомнил Дезирэ. — Странно, что вашу знаменитую бабушку способен напугать какой-то там мужчина. Или мужчины.
Катарина предпочла не заметить ядовитое оскорбление в невинных словах, улыбнулась, присела и отправилась в спальню к старой графине. И уже минут через двадцать привела её в уютную гостиную, задрапированную бархатом, и шпалерами на стенах повествующую славную историю рода. Дезирэ с любопытством посмотрел на знаменитую старуху, о которой много слышал, но никогда не видел, переспавшую со всем двором Генриха Шестого Эрталийского до своего замужества, а после — со всем двором Эрика Пятого Родопсийского.
Увы-увы. Время беспощадно.
Сейчас первая красотка двух королевств представляла из себя убогое зрелище, оскорбляющее взор. Замотанная в десяток толстых шерстяных пледов, она всё равно сильно дрожала, словно два камина, растопленные до красна, не в силах были согреть умирающего тела. Сизоватый бугристый нос раздувшимся грибом свисал из-под молочно-белых кружев допотопного чепца к самым синеватым, морщинистым губам. На подбородке, тоже обвисшем, мухой темнела волосатая бородавка. Старуху скрючило так сильно, что её горб казался головой. Дезирэ поморщился и отвёл взгляд. Мерзкое зрелище.