Дура!
— Что? — холодно переспросил Фаэрт.
Чёрт, я произнесла это вслух!
— А знаете, — я вскинула голову и прямо заглянула в разноцветные глаза, — я, кажется понимаю, почему вы такой кусок льда. В конце концов, вы правы. Этот мир — штука весьма отвратительная. И люди — мерзавцы. Даже лучшие из них — сволочи. И никому нельзя верить, потому что… И любви нет, да ведь? Любовь — это сущий бред и глупость просто ужасная. Ребячество. Сказки. Ещё менее достоверные, чем Эрталия, Родопсия и… как там её…
— Положим.
— Просто один любит, а другой пользуется. Вот и вся любовь. Тот, кто умнее — пользуется. Но, знаете, я изменилась. Хорошо, что вы у меня забрали сердце. Я сначала злилась, а теперь поняла: так лучше. Сердце и мозги — это как анод и катод, понимаете? Никто в здравом уме не садится пьяным за руль. Тут ты выбираешь: или сто-пятьсот или набубениться. Конечно, вы посчитали меня полной дурой, когда я согласилась отдать себя ради…
Я не смогла продолжить и назвать принца по имени. На миг закрыла глаза, выдохнула и продолжила без него:
— Но я просто очень молодая. Я поумнею, честно. Потому что каждый за себя, верно? Нахрен вообще эта любовь нужна! Любить нужно только себя. Вот как вы. Нет, я помню про даму на портрете, но это другое. По большему счету вам на неё похрен. Вы совершенно точно променяли бы её на власть и удовольствия. Вы живёте ради себя в прекрасном замке и… и это правильно. И я такая же. Честно, я стала такая же. Хотите, я выйду замуж за Гильома? Я выйду. Никогда не была королевой, должно быть, это безумно интересно. Но… Давайте просто поженимся? Без всего этого трёпа.
Он остановился. Всмотрелся в моё лицо, и — наконец-то! — удивление пробило панцирь привычного бесстрастия.
— Не понял.
Я вздохнула. Ну, туповат, да. Зато всё остальное — круть. Ладно, кто сказал, что девчонка не может быть инициатором?
Привстала на цыпочки, обвила его шею руками и поцеловала в губы, закрыв глаза.
Глава 26
Фейерверк
Его губы оказались удивительно холодными и твёрдыми для живого человека. Фаэрт резко отпрянул, словно монстром была я, а не он. Я растеряно посмотрела на него.
— Никогда больше так не делай, девочка, — сухо посоветовал Чертополох.
— Почему?
— Это жалко и глупо. И нужно не уважать себя, чтобы вешаться на шею мужчине.
Что⁈
— Я… но… разве мы с вами не в сказке? — потерянно заблеяла я, чувствуя, как щекам становится жарко.
— И в какой же? — процедил он.
— «Красавица и чудовище», — призналась я честно.
Мерзкая ночь. Мерзкое небо. И парк до безумия уныл и мрачен. Как и вся жизнь.
— Нет, — жёстко отрубил Фаэрт. — И даже если я — чудовище, то ты, девочка, не Красавица.
— Ясно.
Не буду плакать. И психовать тоже. К горлу подкатывала просто невыносимая горечь. Я отвернулась, подхватила юбки и пошла к себе. Он не стал окликать меня или останавливать.
Плевать. На всё плевать.
Я шла, и шла, и шла, а тропинка всё не заканчивалась. Она словно издевалась, вилась, как проклятая, между кустами. И всё же я добралась до комнаты, захлопнула за собой стеклянные двери, забралась в постель, не снимая туфелек, натянула плед. Уткнулась носом в подушку.
— Плевать. Нахрен всех, — прошипела, чувствуя, как дрожу.
Не хочу. Устала. Устала бороться, надеяться на что-то несбыточное. Устала всех понимать и жалеть.
Это — не мой мир.
Это — не моя жизнь.
Это — не я.
И мне снова вспомнился Марион, весёлый, взлохмаченный, с этими про́клятыми ямочками, лукавыми глазами и…
— Иди нахрен, — посоветовала ему.
Любая дурёха…
Меня затошнило и едва не вырвало. Я резко села.
Ненавижу. Себя ненавижу. Нельзя быть настолько дурой. Это я Золушку считала глупышкой, да? Тварь. Я — тварь. И да, дура. Просто кромешная.
— Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть? — пробормотала я вслух. Просто, чтобы услышать хоть чей-то голос.
Перед носом что-то зажужжала Рапунцель.
— Потом, Мари.
Она выразительно села на антинаушник. Я отмахнулась.
— Извини.
Встала и снова вышла в сад. И снова вспомнила Мариона, и как он пел своим хрипловатым низким голосом: «Разбежавшись, прыгну со скалы». Сильно укусила себя за губу. Самоубийство — это глупо, да. Это — трусость. Факт. А я и есть — дура. И трусиха.
Не хочу жить. Просто не хочу.
Я устала.
Чтобы жить, нужно быть сильным и бороться. Я не сильная. Я только думала, что сильная.