— Предельно. У вас остались еще вопросы ко мне?
— Нет.
— Если у вас все, то мне пора за ребенком.
— Нет не все. Но остальные нюансы можно обсудить в машине.
— Я такси вызову.
— Даже не обсуждается. Я же сказал, есть еще не уточненные пунктики.
Черт подери.
Вот они те самые стискивающие по рукам и ногам кандалы, который предчувствовала изначально.
И никуда не деться.
Моя профессия обязывает проявлять гибкость и лояльность к заказчикам.
Я должна обладать умением терпеливо выслушивать и конечно улыбаться при этом. Чистая психология. Только не в случае с Измайловым.
— Господин Измайлов, вы можете в любое время назначить встречу, и наша редакция пойдет вам навстречу урегулировав дополнительные нюансы. Основная позиция предложения уже донесена, остальное за вами. А мне сказать больше ничего, — говорю ровным тоном на одном дыхании. Мои нервные клетки давно вымерли в присутствии мужчины и возможно со стороны покажется, что выходит грубо. Ну и пусть. Хочется дерзить, женская натура бунтует, а стерва ищет выхода из убежища. Беру мобильный, чтобы вызвать машину.
— Хватит бегать, — необычно пониженный тембр, и широкая лапа поверх моей кисти провоцирует табун мурашей на затылке, вздрагиваю, и сердце падает в пятки, бесперебойно отбивая ритмы. Хочется подпрыгнуть, и бросится на утек куда глаза глядят, но вынуждаю свою задницу не двигаться. —Чего ты так боишься, Аурика? Вернее кого?
Вопрос застает врасплох. Оборот речи вновь потерян, от смены перевоплощений Измайлова.
— Не понимаю, о чем вы говорите? — только и выдавливаю. Горло, нашпигованное песком, не отпускает.
— Я говорил тебе о теории неизбежности. Рано или поздно случится то, чего ты рьяно отрицаешь, — двигает тяжелой челюстью.
— Хватит нести абсурд.
— Позволим себе минуту истины, она нам необходима, — чернота пробирает до нутра. — Вероятно, ты боишься быть осужденной и выйти за рамки шаблонных настроек. Поглощенная страхом, борешься, хватаясь за спасительные доводы рациональности. Но их уже нет. Боишься того дикого и тягучего желания, что стягивает низ живота. Я знаю, как изнутри дерет тебя. Ты плавишься, но ничего не можешь поделать, и кожа покрывается острой россыпью, при мысли о нас. Страх — это всего лишь иллюзия, Аурика. Отпусти себя. Никого не касается, с кем ты спишь. Есть только ты и я. Испытывать физическое влечение к мужчине нормальная реакция. В нас это заложено природой, вбито в ДНК. Спариваться, размножаться, — доносит вкрадчиво неприглядную истину.
— Прошу не начинайте, — его упрямство заслуживает награды. Пытаюсь вырвать горящую ладонь, на что Измайлов стискивает руку.
Прикован к реакции на сказанное. Его пронизывающий взгляд удерживает и опять теряя равновесие не в силах отвести своего потерянного. Очередная прострация.
— Говорить естественные вещи?! Так это намного лучше, чем прятать голову в песок. Романов тебе изменяет. Идиот. Несмотря на то, что он..., — обрывает речь.
— Несмотря на что, продолжайте, — шепотом произношу.
— Забудь, — отрезает, явно утаивая важную деталь. —Ты не из тех, кто простит измену.
— С чего вы взяли? Вы меня совсем не знаете, — проталкиваю слова.
— Ты переехала к матери. Не смотрит так, мне водитель сообщил. А еще наличие горького опыта. И меня предавали, поверь, — неожиданное признание выбивает из колеи. Ему изменили? Такое возможно? — К чему себя сдерживать, Аурика? Мы с пользой можем провести время, — указательным пальцем начинает вырисовывать своеобразный узор на кисти. И мое тело словно под указкой дирижёра подчинившись медленно запускает свою музыку.
— Клин клином вышибать так себе практика, господин Измайлов, — допускаю мысль.
— Согласен. Перспектива клина или спасительной таблетки не мой удел. Латать твои дыры, зализывая раны я точно не намерен.
— Ну вот и прекрасно. Я рада что наши мнения совпали на сей раз, — честно говоря, не знаю, что больше грызет внутри радость или досада. Он поглядывает на часы.
— Как бы мне не хотелось продолжить разговор, я вынужден прерваться. Уже опаздываю. Поехали? — киваю. Мы встаём единовременно, двигаемся к выходу. Мои каблуки отбивают такт по идеально выложенной плитке, смотрю себе под ноги. Слова разняться с действиями мужчины. Я окончательно запуталась. Странным образом галантные манеры возвращаются к Измайлову. — Присаживайся, не забудь пристегнуться, — он поспешно раскрывает дверь и как прежде усаживаюсь в салон автомобиля.
— Ты сменила стрижку. Тебе идет. Необычно, — кидает, не отвлекаясь от дороги, после минутной передышки в затишье.
— Спасибо.
— У меня возникло безотлагательное дело. Поэтому до дома вас довезет мой водитель.
— Не стоило беспокоиться. Мы бы добрались, — лавирует между проезжающими автомобилями. Взор притягивает золотой перстень с угрожающим львом. Пара глаз заменяют сверкающие бриллианты, и взгляд завораживает.
— Назаров уже признался тебе в чувствах? — выдает внезапно.
— Что? — Настолько штормит и легкие обжигает его парфюмом, что не сразу улавливаю суть вопроса.
— Значит нет. Хороший малый. Но без малейших шансов.
— Простите?! — когда уже доедем, сил не хватает оставаться с Измайловым наедине. И еще эти дебильные вопросы, прощупывает почву.
— Плутовка, Аурика. И вновь увиливаешь, — добавляет приглушенным голосом. Разглядываю профиль, на котором высвечивается самодовольная усмешка. Наслаждается игрой. Хочется заехать по надменному лицу да с такой силой чтобы ухмылку соскребал с асфальта.
— Вы тоже не блещите искренностью.
— Разве? Так я вопросов еще не слышал. Задавай, постараюсь ответить максимально откровенно.
Замолкаю, все же странно, вот так сидеть и вести беседу с дьяволом. А вопросы? Мне кажется, он меня насквозь видит и ответы ему известны.
Он вчера процитировал молчание — золото, лучше так, чем выглядеть идиоткой.
Подъехав к главному входу учреждения, Измайлов вновь включает джентльмена, огибает машину.
За стеклом сад, где отдельные группы детей уже играю на площадках.
Поэтому, не дождавшись мужчину выскальзываю из салона.
Как только оказываюсь снаружи, мгновенно упираюсь в каменную грудь.
Очередное нарушение личных границ. Ищу опору, всем телом вжимаясь в агрегат, что позади.
Захлопнув дверь, перекрывает выход. Состояние амебы возвращается, а недостаток кислорода ощущается асфиксией. Тело вопреки логике предает моментально.
— Но я не озвучил, в качестве кого планирую выступить, — горячим шепотом жжет висок. Огненные дорожки дрожи жалят позвоночник. А ребра вот-вот проломят от взвинченного сердцебиения по скелету.
— Вы торопились, — в ушах шум, сама себя не слышу.
— Словами не передать. Как хочу, — проворачивает каждую букву, вкладывая похотливый смысл. —Сколько хочу. И с чего начну..., — буквально истязает недосказанностью, продавливает зверской энергией. — Но одно могу обещать, Аурика. Тебе настолько понравится быть подо мной, что никаких пилюль и прочих инструментов тебе не понадобится, — втягивает носом кислород, озвучивая приговор.