ГЛАВА 45
На обманчивом и красивом лице самая жуткая усмешка, на которую способен человек и проговаривает, не скрывая ее.
— Дай мне пройти, — глотаю шипованный ком. Просьба попадает под игнор. Никогда не чувствовала такого бессилия.
— Пусть эти слова крутятся в твоей голове. А когда созреешь, я все соки из тебя выжму. До последней капли. Ничего тебе не оставив.
— Нет. Подобного не произойдет, — шиплю в ответ.
— До встречи, Аурика. До той самой, — отступает в пол оборота, выпуская из капкана тисков. Резко отталкиваюсь от машины, преднамеренно задевая плечом мужчину. Тротуар перед глазами плывет.
Это уже не самоуверенность или завышенное мужское эго.
А утвержденная незыблемая константа. Невзирая на то, что нахожусь в бесконечном противостояние.
Раздражает.
Раздражает настолько, что резко останавливаюсь. Пора заканчивать фарс и расставить акценты.
Считаю до пяти. Глубокий вдох. Голова звенит, успокаивает, что круги перед глазами прекращают танец.
А затем развернувшись, возвращаюсь к Измайлову. Встаю в полушаге от мужчины.
— Прежде чем уйти все же хочу изложить свои мысли и пусть информация крутиться в вашей голове, — пальцами нервно потираю лоб. — Я не боюсь быть осужденной людьми и не прячу голову в песок. В отличие от тебя. Это ты, — новый глоток кислорода. — Ты скрываешься в стенах своего офиса, — прорывает плотиной. — Под панцирем хладнокровного циника. И ты сильно ошибаешься в убеждении, что от благотворительности нет отдачи. Или по крайней мере хочешь верить в несусветный бред. Я понятия не имею, какие именно направления спонсируются тобой. Да мне и неинтересно, — выплевываю что думаю. — Но уверенна, ты помог и помогаешь многим людям. Сотням. Или тысячам. Возможно, спас кому-то жизнь. И это, знаешь ли, бесценно. Так вот она отдача и больше тут говорить не о чем. Думаю, достаточно веские аргументы подумать над предложенным материалом. А теперь по поводу твоих обещаний и хотелок. Ты прав только в одном. Я не прощаю измен. Конечно, можно переспать с тобой, или с любым другим. Только чего ради? Отомстить? Не вижу смысла. Легче не станет и случившегося не повернуть вспять. Поднять самооценку? С ней у меня все в порядке. А вот растрачивать себя на секс с незнакомым мужчиной я точно не собираюсь. Так что побереги слова, свое и мое время, — срываюсь на крик. Перестаю дышать, когда наши тела между собой соприкоснулись. Я и не заметила, как шаг за шагом к нему приблизилась. А он, нависнув тяжело дыша, пожирая бликами черни, сдавливает волей, и тем приговором, что швыряет.
— Все верно, Аурика. Потому что только я буду тебя тр*хать... Безбожно жестко. Безмерно длительно, — хлестает по натянутым нервам. Широко распахиваю глаза. — Расписать в красках, что я с тобой сделаю? Так слушай, для начала поставлю тебя раком, чтобы запечатлеть в памяти всю красоту твоей филейной части. Далее в моих коленях сделаешь мучительно долгий минет, — щеки, обжигает факелом. Слизистая отравлена и выдать что-либо путное не удается. Слушаю не перебивая, цепляясь за самообладание. Внимаю бархатный голос дьявола. — Ну а затем, для полного проникновения, широко раскину твои стройные ножки и буду *бать тебя. Пока не разорвутся твои голосовые связки. Пока не захлебнешься в моей сперме. Пока не перестанешь сопротивляться. И это будет продолжаться столько сколько сочту нужным. Даже не смей сомневаться в сказанном. Ведь, как и предупреждал ранее, привык держать слово. Это последний раз, когда я тебя отпускаю. Последний, Аурика...Твое спасение, что мы стоим у детского сада. А теперь иди, тебя ждет дочь, — разрывает дистанцию, направляясь к водительскому месту.
Отшатываюсь. Одновременно тысяча мелких игл вонзаются в низ живота, болью разливаясь по всему телу.
Не могу взять себя в руки. Ощущение, что я проваливаюсь в бездну и лечу стремительно, хотя стою на одном месте. И мне страшно. Страшно, что не выдержу безжалостной атаки.
В смутном сознании отправляюсь за малышкой.
Дома застаю маму за плитой. Готовит вкусностей перед поездкой. Непередаваемый аромат распространяется на всю квартиру. Черт. Сожаление возрастает. Наблюдаю молча несколько минут за умелыми движениями женщины.
Елизавета расстроенная направилась в свою комнату. Заданные ребенком вопросы ввели в ступор.
— Мамуль привет, — упираюсь плечом в проем.
— О, милая. Вы пришли?! А я вот пораньше начала готовится. Котлет нажарила. Рыбный пирог испекла, — оглядывается, и тут же улыбка сходит с лица. — Что случилось? На тебе лица нет.
— Елизавета соскучилась по отцу. Хочет увидеться с ним, плакала. Да к тому же мы аквариум оставили в той квартире. Не знаю, что делать?
— Родная, что тут сделаешь. Ради ребенка надо с ним договариваться и подумать по поводу аквариума. Она тут права.
— Я вчера его видела, — отвечаю на вопросительный взгляд мамы. — Степана был на вечеринке с той женщиной. Мам он счастлив и влюблен, — родительница вытирает руки, подсаживаясь ко мне. Ее взгляд наполнен сочувствием.
— Тебя отпустит, Аурика. Конечно, со временем, милая. Но обязательно станет легче, — мотаю отчаянно головой.
— Мамуль, — сталкиваюсь с яркой зеленью в удивительных глазах, и выговариваю, над чем размышляла последние дни. — Мамочка, я ничего не чувствую. Мне совсем не больно. Страдания, тоска отсутствуют. Словно во мне все стерли, и я моментально без сожаления отсекала прошлое. Сплошной чистый лист. Что со мной не так? Неужели любовь, вовсе не любовь? А просто что-то эфемерное придуманное людьми?
— Все с тобой так, милая. Просто у всех этапы расставаний проходят по-разному. Возможно, ты еще в шоке, сама того не понимая. Ответы найдутся со временем, доченька, — объятия мамы служат успокоительным. Так тепло на ее груди, пахнет вкусно. Стискиваю маму крепче, уткнувшись в теплую шею. — Либо присутствует внешний фактор, который напрочь все вытесняет и поэтому для тебя такая необъяснимая реакция, — кидает догадку. Цепляюсь за предположенную мысль. В сказанном есть резон. Буквально по волшебству адский образ сиюминутно вырисовывается. Мужчина с неизгладимым впечатлением для окружающих. Для меня же смертельно опасный. Переполняют противоречивая, отчего грудная клетка разрывается. Мне надо поделиться с кем-нибудь, выговориться. Только не с родительницей. Слишком много хлопот я ей доставляю.
— Мамочка, спасибо тебе большое. Я так тебя люблю, — прижимаюсь сильнее.
— Я больше, любимая, — целует щеку.
— Вы тогда поезжайте с Елизаветой на дачу. А я подъеду завтра после работы, — смотрю перед собой, уходя в раздумья.
— Хорошо, моя девочка, как скажешь, — соглашается, не задавая лишних вопросов. Порой я поражена ее мудростью и тем, как она меня чувствует.
ГЛАВА 46
Отправляю маму с Елизаветой в поездку. Дочь еще куксится, но прощаясь заключаем друг друга в трепетные объятия. Затем усаживаюсь за ноутбук. Поиск подходящего риелтора и приблизительных вариантов квартир, занимает немало времени. И шея нещадно болит. От просмотров отвлекает входящий Назарова. После недолгого раздумья принимаю вызов. Короткое приветствие плавно перетекает в рабочую стезю, обсуждаем несколько моментов текущего проекта.
Ну и кульминацией разговора становится, какой разнос устроил им на собрании Измайлов.
Нет он не кричал в ярости и не брызгал слюнями.
Стальные ноты в каждом замечании кололи хуже, выпущенной стрелы.
Просто убивал темным взглядом. И под гнетом черноты кто пытался высказаться, ломался.
Больше всего досталось главному.
Николай Петрович с попеременной частотой сначала краснел, а затем мрачнел.