ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Должно быть, это недоразумение.
БИБОВ: Недоразумение? Никакого недоразумения. 38 278 евреев, наверное, нашли жизнь в гетто настолько привлекательной, что по собственной воле явились сюда поучаствовать в пиршестве. Скажите-ка, господин Румковский, где сейчас эти евреи?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Если вам доставили неверные данные, я немедленно…
БИБОВ: И как они попали в гетто? Прокрались, пока я спал, или проскочили, когда я случайно отвернулся?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Я немедленно займусь тем, чтобы исправить эту досадную оплошность.
БИБОВ: Вам, Румковский, придется заняться и еще кое-чем! Приказываю сию минуту организовать новую перепись населения! Пересчитать всех по головам! Внятно отчитаться, по какому адресу живет и где работает каждый еврей. С этой минуты действителен только тот адрес, который одновременно является адресом проживания и адресом, по которому прописан конкретный еврей. Ясно? Это касается и вашей пустой головы, Румковский! С этого дня вводятся новые трудовые книжки. В каждой книжке, кроме имени, даты рождения, адреса проживания и места работы, должна быть фотография, подлинность которой будет заверять Якубович из Центрального бюро по трудоустройству. Эти документы, удостоверяющие личность, будут предъявляться при каждом получении продуктов по талонам, при каждом квартирном обыске. Ist das verstanden worden?
Первый же произведенный обыск дал немедленные результаты. В полуоткрытую дверь спальни принцесса Елена видела, как полицейские, которые совсем недавно утащили несчастного Таузендгельда, стоят в саду перед клетками. С тем, что забрали господина Таузендгельда, она еще могла смириться — но что они собираются делать с ее обожаемыми птицами? Она распахнула окно, высунулась на опасный для ее жизни белый свет и крикнула:
— Не трогайте моих коноплянок!
Забирайте что хотите, только не трогайте моих коноплянок!
Каждый год с печенью принцессы Елены повторялось одно и то же: приходило лето, а вместе с ним — утомление, дурное самочувствие и головная боль, из-за которой принцесса Елена едва могла по утрам открыть глаза. Доктор Гарфинкель, прощупав ей живот, как и год назад констатировал, что печень определенно увеличена, и дал указание соблюдать строгую диету, состоявшую из белого мяса и некрепкого бульона, а в первую очередь велел соблюдать покой в абсолютной темноте, потому что пациенты с желтухой рисковали серьезно повредить зрение, попав на прямой солнечный свет.
Поэтому принцесса Елена стояла посреди комнаты, прикрывая глаза, когда люди из крипо вошли и принялись переворачивать все, что попадалось им на пути. Плетеные клетки с испуганно бьющимися птицами; ящики и лари с обувью и одеждой; ее секретер со всеми письмами и пригласительными и благодарственными открытками. Шляпу с пышными перьями, бывшую на ней во время Великолепного фуршета (на котором присутствовали люди самого Бибова), вытащили из картонки и втоптали в грязь каблуками сапог. Принцесса Елена завопила и попыталась спрятаться за гардинами. Спрятаться не удалось, и она снова залезла в постель; тут криминалькомиссар Шнельманн протянул ей телефонную трубку и потребовал, чтобы госпожа Румковская позвонила своему деверю. Когда она отказалась, продолжая кричать и размахивать руками, комиссар Шнельманн позвонил сам; воспользовавшись случаем, он доложил начальству:
— Wir haben noch ein paar Hühner gefunden, — и с раздражением отмахнулся от двух скворцов, которые вырвались из клеток и теперь суматошно метались между кроватью и колышащимися гардинами.
При обычных обстоятельствах сейчас было бы самое время появиться господину Таузендгельду, чтобы начать переговоры. Может быть, он сунул бы ретивому комиссару какой-нибудь подарочек. Намекнул бы, что затруднение можно разрешить к обоюдному удовольствию. Но Таузендгельд в эту минуту висел на крюке в подвале Красного дома, и от него требовали ответов на вопросы о его «тайных» связях с зондеркомандой, не давая, к сожалению, возможности как-то сговориться и уладить дело. Наконец председатель понял, что выхода нет, и приказал послать экипаж на улицу Кароля Мярки — вызволить принцессу Елену из осады.
Именно в этот день в Марысине многим понадобились экипажи; многие вдруг захотели перебраться из «деревни» в «город». В распоряжении председателя осталась только его собственная коляска, к которой ему, после долгих ухищрений, удалось добавить простую телегу — из тех, на которых старички-косари возили сено.
Когда экипаж прибыл, принцесса Елена гораздо больше озаботилась поиском безопасного пристанища для своих птиц, нежели собственной эвакуацией. Она стояла у окна спальни, руководя действиями Купера и его помощников, пока те не заполнили всю коляску — от кучерских козел до капюшона — клетками со скворцами и зябликами. После этого принцесса Елена вернулась в постель и категорически отказалась уезжать. В конце концов кучерам пришлось снести кровать с Еленой вниз по узкой скрипучей лестнице, а потом поднять в телегу и крепко привязать, чтобы крупная дама не вывалилась. Погрузили дорожные сундуки, ящики и чемоданы, и экипаж тронулся в путь.