Сегодня я приказал набрать две дополнительные бригады для рытья окопов. Одну линию окопов нужно как можно скорее протянуть от Эвальдштрассе к Бернгардштрассе, другую следует копать на Бертхольдштрассе, начав у «кино „Марысин“».
Вы получите инструкции, как только соберутся рабочие батальоны. На тот случай, если кто-нибудь решит не явиться, напоминаю: набор в бригаду заключенных, организованную в Центральной тюрьме, продолжается. Я только сегодня узнал, что требуются рабочие на предприятия «Сименс», в акционерную компанию «Юнион», на предприятия «Шукерт», рабочие требуются на все заводы боеприпасов. В том числе — в Ченстохау, куда, как я понимаю, уже уехали многие рабочие гетто.
Мне также приходилось слышать, что многие жалуются на питание, даже отказываются есть, потому что вдруг решили, что здешний суп недостаточно хорош. Я понимаю, что вы хотите жить и питаться, — и вы будете и питаться и жить. Но продукты достанутся в первую очередь тем, кто в них нуждается. Отчего вы думаете, что где-то еще вам будет лучше? Каждый день бомбы падают на немецкие города. В Лицманштадте тоже голодают. Голодают и немцы. Наш долг, наша обязанность — обеспечить в первую очередь их.
Но мы, естественно, заботимся и о вас, евреях. Все те годы, что я служу амтсляйтером, я делаю возможное и невозможное, чтобы обеспечить условия труда моим еврейским рабочим. Даже в неблагоприятные политические моменты, я добывал крупные важные заказы для гетто, обеспечивая тем самым работу евреям, которых мне в противном случае пришлось бы депортировать. Ни один волос не упал с вашей головы. Это вы и сами можете засвидетельствовать.
Поэтому хочу напомнить, как важно, чтобы каждый заказ выполнялся точно в указанный срок, чтобы каждый уходящий с Радегаста эшелон обслуживался быстро, без проволочек и чтобы каждый отданный приказ исполнялся немедленно. К тем, кто станет делать как сказано, я буду особенно доброжелателен.
НО СЕЙЧАС Я ОБРАЩАЮСЬ К ТЕМ, КТО НЕ УМЕЕТ СЛЫШАТЬ И ПОНИМАТЬ!
Если вы станете упорствовать в своем строптивом, вредоносном поведении, если вы и дальше будете ходить еле переставляя ноги и откажетесь выполнять предписанную вам работу, я не ручаюсь за вашу безопасность.
Так исполняйте же свой долг — собирайте вещи и отправляйтесь туда, где вас ждут.
Не дожидаясь реакции — словно произнесение речи было единственной целью этой стремительной вылазки, — Бибов при помощи телохранителей торопливо спустился с тележки, и адъютанты проводили его в автомобиль. На погрузочной платформе и вокруг ангара стояли рабочие, которых согнали слушать речь, — они ждали, не произойдет ли еще что-нибудь: может, их построят в эти самые бригады землекопов; может, отопрут дверь склада, раздадут ломы и лопаты.
Но ничего подобного не произошло.
Зонненфарб растерянно стоял посреди толпы. Отдал ему Бибов приказ или нет? Зонненфарб с обескураженным видом вернулся в свой особняк. Из широко раскрытых окон домика тут же завопило радио. Сначала раздались звуки марша.
Работавшие рядом с платформой и раньше слышали, что Зонненфарб включает радио, но прежде звук сочился через закрытые окна, и едва открывалась дверь, как хозяин заговорщицки прикручивал звук. Теперь же он только прибавлял громкость. Возбужденный мужской голос швырял металлически звенящие воззвания прямо в мертвый свет:
«Война колоссального исторического значения, в которую мы оказались втянуты, неминуемо влечет за собой неслыханные жертвы и страдания. Однако находятся люди, неспособные видеть эти жертвы в широкой исторической перспективе. И чем больше таких людей, тем больше вероятность того, что будущие поколения бойцов не поймут жертв, которые мы вынуждены были принести, или даже сочтут их несущественными.
Но давайте все же смотреть на переживаемые нами исторические события в перспективе вечности — и мы сможем увидеть их иначе.
Вспомним историю.
Сегодня нам трудно понять, почему современники Александра Македонского или Юлия Цезаря не оценили этих людей по достоинству. Ведь мы ясно видим их величие».
Адам услышал, как Марек Шайнвальд бормочет: «Знаю я людей, которые слушают радио, но уж никак не этого горлопана!»
Адам оглянулся. Хенце и Шальц подошли к домику Зонненфарба; но так как дверь была закрыта и начальник не изволил показываться, они не знали, как быть. Орущее радио противоречило правилам. Начальник станции издал декрет, гласивший, что занятым на погрузо-разгрузочных работах евреям строго запрещено находиться вблизи радиоприемников или каких-либо других средств связи. Но как наказывать собственного командира? И потом, по радио выступал не кто-нибудь, а сам Геббельс; да еще в день рождения Гитлера! При таких обстоятельствах выключить аппарат — все равно что заткнуть рот самому фюреру.