66.
Петяша застыл столбом, стараясь не слишком касаться зарывшейся лицом в его плечо Елки. Пожалуй, он и сам бы не смог внятно описать, что почувствовал после ее слов. Ощущалось так, точно нечто важное, большое, вдруг исчезло из жизни, без следа растворилось, оставив после себя огромную, зияющую брешь; а ведь, не будь этой бреши, и не заметил бы, что это, большое и важное, вообще хоть что-нибудь значит. - Э-э... Помимо сего емкого междометия, Петяши не хватило ни на что. Подобранные было слова немедленно оказались бессмысленными, ненужными какими-то... На хрена, собственно, еще о чем-то говорить? И так ясно... - подумалось с раздражением. - Понимаешь, - неожиданно торопливо заговорила Елка, словно бы восприняв Петяшино "э-э", как сигнал, - я не могу больше... Все - не так, как было раньше, и... Мне не приспособиться, хоть я и люблю тебя; не знаю, испытывал ли ты когда-нибудь подобное; вполне может быть, что - нет... Я не могу больше разрываться надвое между "люблю" и "не могу" - это очень... очень больно, поверь... Голос Елки осекся, она еще сильнее, глубже зарылась лицом в плечо Петяши. Послышалось приглушенное всхлипыванье; футболка на плече мигом сделалась влажной. Тем часом Петяша разобрался наконец в собственных чувствах. Собственно, там разбираться-то было не в чем - внезапно возникшая пустота оглушила, затормозила все реакции, внушив прохладное, незлое спокойствие. Ладонь его сама собой успокаивающе легла на затылок Елки. - Ничего-ничего, - слова тоже вышли как-то сами собою, на выдохе, плакать-то зачем, все нормально... Сейчас вот кофе сварим, Елка у нас плакать перестанет, расскажет все толком... ну? чего такого страшного произошло? ровным счетом ничего такого страшного не произошло... И слова эти, каким бы ни звучали бредом, возымели-таки желаемое действие: всхлипывания прекратились. Оторвавшись от Петяшина плеча, Елка глубоко вздохнула и опустилась на стул. - Хорошо, - с несколько удивленным облегчением сказала она. -Кофе, в самом деле, не помешает... - Тогда посиди, охолони малость, сейчас сварю. Стоило Петяше войти в кухню, Катя подняла на него сочувствующий взгляд. - Вот об этом я и говорила, - с легкой грустью сказала она. - Понимаешь теперь? Кофе я уже поставила, сейчас поспеет; вы побеседуйте, а я пока пойду прогуляться. А то мое присутствие для вашего разговора совсем не полезно. Петяша непроизвольно вздрогнул, что не укрылось от глаз Кати. Поднявшись с табурета, она крепко обняла Петяшу, прижав его голову к своему плечу. - Только не беспокойся, ладно? Уж я-то от тебя никогда никуда не денусь разве что прогонишь сам, - быстро, горячо зашептала она. - Ты - жизнь моя, хоть и сам этого не понимаешь... В общем, давай. Елка сама решила, верно, но отпускать ее в таком состоянии нельзя. Пусть успокоится хотя бы. А успокоить ее можешь только ты - она ведь тебя любит, а не кого-то там... Все! кофе почти готов; я исчезла. С этими словами она на миг еще крепче прижала Петяшу к себе, поцеловала в щеку, тут же отпустила и устремилась в ванную - одеваться. Подойдя к плите, Петяша машинально встряхнул джезву и снова поставил ее на убавленный до предела огонь. Черт возьми, неужели Катерине всего семнадцать лет? Или, может, теперь уже прямо рождаются вот с таким потрясающим всепониманием , с такой теплой и вместе с тем трезвой любовью ко всему миру? Дела-а... Вырубив газ, Петяша снял с конфорки джезву, прихватил образовавшиеся откуда-то за последнее время крохотные кофейные чашечки тончайшего фарфора и пошел к Елке. Та, судя по всему, уже успела успокоиться - сидела за столом, курила и выглядела почти так же, как всегда. Несколько времени посидели за кофе молча, затем Елка, взяв из лежавшей на столе пачки еще сигарету, чиркнула зажигалкой. - Когда я почувствовала, что больше так не могу, - точно продолжая прерванное, заговорила она, - все старалась как-то... пореже здесь, с вами. оставаться. Гулять уходила. И вот, вчера, забрела случайно в кофейню - в "тараканник", знаешь? И встретила там, совершенно случайно, Мишу Владимирского, мы в одном классе учились. Так все вышло, не знаю... нужно мне было выговориться перед кем-то, понимаешь? Вот я и рассказала ему про все, что было последнее время, про свое настроение - про все. - Голос Елки зазвучал чуточку виновато. - Ты - не обижайся только, ладно? Рассказала; он посидел, помолчал, а потом вдруг сказал, что любит меня еще со школы, и тут же предложил выйти за него. Сказал - через полтора месяца едет в Америку работать, он как раз диплом недавно на физфаке защитил... И, знаешь, я согласилась сразу. Просто почувствовала, что хочу согласиться. А сегодня мы заявление в ЗАГС подали... Елка замолчала - так, словно бы исчерпала заготовленный запас слов. Петяша тоже не ощущал необходимости что-либо говорить. Так посидели они еще минут пять. - Я - свое личное заберу и пойду, ладно? - сказала, наконец, Елка. Знаешь, я, правда, очень хочу, чтобы у тебя все дальше было хорошо. Только сама не могу с тобой оставаться... Прости меня, ладно? Не сердись... - Да. Ты уж иди, пожалуй, - после секундной паузы ответил Петяша. - Я не сержусь, я все понимаю... Но - извини - как-то плохо у меня сейчас получается хорошо к тебе относиться... Здесь он немного соврал - чтобы не пускаться в ненужные объяснения. На самом-то деле ему, Петяше, было просто-напросто безразлично и пусто, и с этой безразличной пустотой следовало малость побыть наедине. Елка наскоро запихнула в сумочку что-то свое мелкотряпочное, прихватила пару недавно возникших в квартире книг и снова подошла к Петяше. - Все, ухожу. счастливо. - Внезапно она крепко сжала Петяшину руку, притянула его к себе, поцеловала в щеку. - Спасибо тебе за все, любимый! С этим почти что выкриком она бросила на стол ключ, ринулась к дверям, поспешно отперла замок и выбежала на лестницу прежде, чем Петяша успел хоть как-нибудь отреагировать на происшедшее. Запоздалая его реакция выплеснулась во внешний мир лишь в виде усталого, тяжкого вздоха в адрес захлопнувшейся за Елкой двери: - Не за что... И - бывает так, сколь оно ни удивительно - дверь немедленно отозвалась твердым, уверенным стуком. Кого еще черт несет... Или - Елка зачем-нибудь вернулась? Неторопливо, со скрипом поднявшись, Петяша прошел в прихожую и отпер дверь. - Ну, здравствуй, - в обычной для себя наигранно-оживленной манере, растянув бледные губы в гипертрофированной улыбке довольного крокодила, сказал Олег, перешагивая порог. - Здравствуй, - вяло отозвался Петяша, отшагивая в сторону, дабы гость прошел в прихожую беспрепятственно. - С чем пожаловал? Крокодилья улыбка тут же сменилась гримасой гипертрофированного возмущения. - Это ка-ак-так - "с чем"?! - Но сразу вслед за сим проявлением добродушного, шутейного нрава Олег сделался серьезен. - Все с тем же пожаловал, - с едва заметным удивлением, словно вещь абсолютно очевидную, объяснил он. -Касательно предмета нашей последней беседы. Поначалу Петяша даже не вспомнил, что за беседа имеется в виду. - Ты - о соавторстве, что ли? Тема плодотворного сотрудничества в деле писания романов, действительно, обсуждалась ими не раз. - Да нет же, - с еле уловимой ноткой раздражения в голосе сказал Олег. - В университете встречались - помнишь? - А! Помню, - догадался наконец Петяша. - Это ты о своей масонской ложе экстрасенсов, или как их там... - Семё-он Семеныч, - укоризненно протянул Олег, - масоны-то тут при чем? Ладно. Короче говоря, у меня к тебе дело есть. Чего сегодня вечером делаешь?