Под препарирующим взглядом главы разведслужбы общества Олег немедля ощутил себя ничтожно маленьким и слабым. Колени словно превратились в тряское желе.
— Звали, Александр Сергеевич? — стараясь не дрогнуть голосом, спросил он.
Бессмысленный на первый взгляд, вопрос этот тем не менее был для Олега очень нужен и важен — хотя бы потому, что нарушил жуткую тишину в кабинете.
Виноградов едва заметно усмехнулся. Идентификация эмоционального состояния пациента не нуждалась в столь явных признаках, как дрожь в голосе. Вопрос, заданный с порога, и без нее прояснял положение самым наглядным образом.
— Присядьте, Новиков, — с казенным безразличием приказал он, не отводя от Олега немигающего взгляда.
Олег, словно бы опасаясь поворачиваться к главе разведслужбы спиной, вслепую нашарил стул, неловко придвинул его к себе и сел.
— Посидите здесь, подождите меня, в зал не ходите, я вскоре вернусь.
С этими словами Александр Сергеевич Виноградов вышел из комнаты, аккуратно запер двери на ключ и прошел в комнату напротив.
Здесь, все в том же полумраке, который был, казалось, неотъемлемой частью атмосферы клуба, сидели за покрытым черным сукном столом четверо.
— Как?
Казалось, вопрос не сразу достиг ушей сидевших за столом. Более того, Александр Сергеевич явно знал, что так оно и выйдет, и посему ничуть не удивился и не оскорбился. Приняв позу, исполненную долготерпения, он принялся ждать. Ответ последовал лишь минуты через полторы:
— Никак, — точно через силу выговорил старший из четверых, старичок лет семидесяти, в неопрятном черном свитере, с пегой, кудлатой бородкой.
На лице Виноградова появилось выражение, весьма странное для человека с его характером, да еще занимающего подобный пост, позволяющий распоряжаться, точно пешками, минимум пятью десятками официально ничем не связанных с ним людей. Взгляд его помягчал.
Человек, давно и хорошо знающий Александра Сергеевича, какой-нибудь старинный друг, постоянная любовница или еще кто-нибудь в этом роде, сразу сказал бы, что глава разведслужбы клуба «Ом» испытывает неуверенность, то бишь — чувство, почти незнакомое для него. Однако столь хорошо разбирающийся в настроениях Александра Сергеевича индивидуум был возможен лишь гипотетически, то есть, говоря языком химиков, в чистом виде не существовал. Поэтому четверо сидевших за столом отнесли помягчание взгляда господина Виноградова на счет высокой оценки проделанной ими работы.
— Все в том же смысле? — уточнил Александр Сергеевич.
— Все в том же, — подтвердил обладатель кудлатой бородки. — Не пробить.
— А по второму вопросу?
— По второму — здесь.
Один из троих прочих выдернул из-под черного сукна два листа писчей бумаги, соединенных скрепкой, и подал их Виноградову.
Раздумчиво покачав головой, Александр Сергеевич небрежно свернул листки в трубку, развернулся, вышел в коридор, заглянул в другую комнату. Там лежали на кушетках двое, не подававших никаких признаков жизни. Возле кушеток сидели без единого движения еще четверо. Но неподвижность их была особой: они словно бы проделывали в уме некую неимоверно тяжелую физическую работу, отчего тела их едва не сводила судорога крайнего напряжения. Молча оценив обстановку, Александр Сергеевич покинул комнату. Он постоял в коридоре, подумал над чем-то, затем, отперев дверь, за которой томился в ожидании своей участи Олег, все так же аккуратно запер ее за собою, устроился за столом и принялся изучать полученный только что отчет. Олег замер; кончик носа нестерпимо щекотала хрен знает откуда взявшаяся капелька пота, однако смахнуть ее он не мог — казалось, стоит ему пошевелиться, и страшные, бесчувственные глаза-скальпели мгновенно вонзятся, вывернут, выпотрошат…
Виноградов покончил с отчетом, но еще какое-то время сидел молча, опустив взгляд к бумаге, будто найдя в ней что-то, видимое и понятное лишь для него одного.
— Привел, — наконец начал он разговор, ради которого и был зван в комнату Олег. — Если привел, значит, информацию принес.
Капелька пота, сорвавшись с носа, едва слышно разбилась о дубовый паркет, однако легче Олегу не стало.
— Н… нет, — на выдохе прошелестел он. — Не получилось.
Ответ вовсе не удивил человека, внушавшего Олегу — и далеко не только Олегу — страх. Словно забыв о присутствии подчиненного, Виноградов вновь опустил взгляд к исписанной бумаге и задумался.