– Сейчас поймешь. На трупе обнаружена записка: «Моему Учителю». Слово «учитель» написано с прописной буквы.
– Ох ты ж елки! – с отчаянием выдохнул Сергей. – Жертвоприношение, что ли? Сатанисты какие-нибудь? Вот только этого на мою бедную голову сейчас не хватало!
– Может, жертвоприношение, может, посвящение, но разбираться придется вам. При таких раскладах дело с территории полагается забирать.
– А как убили-то?
– Перелом шейных позвонков.
– Ну, это сужает круг подозреваемых. Хоть что-то.
– Надеюсь, – кивнул Константин Георгиевич. – Из министерства пришла команда шума пока не поднимать, чтобы в СМИ не просочилось, не нужно народ пугать. Информация о записке в сводку не попала, ума хватило. Отцу потерпевшего тоже пока не говорили, а то ведь болтать начнет, а подписку о неразглашении с него не возьмешь. Пусть думает, что это его звонки в министерство так подействовали и дело передали нам. С этой минуты ты – начальник, иди командуй. И каждый день докладывай мне утром и вечером.
Зарубин обреченно кивнул и встал. Он успел сделать всего два шага в сторону двери, когда генерал окликнул его:
– Сергей Кузьмич! Что ты решил?
Вопрос был не сформулирован, но совершенно понятен, поэтому ответ последовал без промедления:
– Подполковник Сташис и капитан Дзюба. Не возражаете, товарищ генерал?
– Ты – начальник, тебе и решать. Но выбор, безусловно, одобряю.
Еще бы Большой не одобрил! Антоха Сташис и Ромчик Дзюба – его любимчики. Об этом почти никто не знает, но Сергей Кузьмич Зарубин знал. Грош была бы ему цена, если бы он чего-то не знал о своих подчиненных. Ромка женится, в феврале свадьба, надо бы парню деньжат подкинуть…
– Константин Георгиевич, коль я теперь большой босс, могу я написать представление на материальное поощрение Дзюбы за успешные раскрытия в истекшем году?
– Давай, – кивнул Большаков. – Я подпишу. Только не затягивай, положение сейчас у всех шаткое, с министром ничего не понятно пока, так что меня и каждого, кто повыше, могут свалить в любую минуту.
«Так я и чуял, так я и чуял, так я и чуял», – ритмично бормотал Зарубин себе под нос, возвращаясь из кабинета генерала в отдел. Не заходя в свой кабинет, заглянул к Глазову. Большой предсказал безошибочно: Глазов перекладывал пожитки из сейфа и стола в большие коробки. Лицо его сияло радостным предвкушением: долой старые надоевшие заботы, начинается новое приключение! Сергей поймал себя на мысли, что ему даже не интересно, в какой сфере и на каком уровне состоится это приключение. Не хотелось ни о чем спрашивать этого «пока еще начальника», но доложиться он обязан, иначе Глазов, если вдруг разобидится, может и дров наломать. Например, пользуясь своим официальным статусом «пока еще», отменить решение заместителя о поручении работы по новому трупу Сташису и Дзюбе. Через два-три дня, когда состоится приказ, Сергей все равно сделает по-своему, это понятно, но первые сутки всегда решающие, и очень не хотелось бы, чтобы в это время по делу работали другие опера, не такие профессиональные и дотошные, как Антон и Ромка. Все-таки не просто так Большой ценит этих ребят, а сам Зарубин их поддерживает и, если надо, прикрывает.
– Ты б хоть предупредил заранее, что уходишь, – вполне дружелюбно сказал Сергей, кивнув на коробку, в которую Глазов в этот момент складывал снятые со стен дипломы и грамоты в рамочках. – А то генерал вызвал с самого утра – и как гром среди ясного неба, буду теперь исполнять твои обязанности. Временно.
– А вот это зря, – поучительно ответил Глазов. – Не надо было соглашаться. Хотя тебя, наверное, и не спрашивали, они там сами все за всех решают. Валить тебе надо отсюда, покуда варягов не нагнали, бери с меня пример.
– Возьму, – миролюбиво согласился Зарубин. – Ты как, уже сегодня нас покинешь или поруководишь пока денек-другой?
– Нет уж, уволь, Кузьмич, вопрос решен, новый кабинет меня ждет. Приказ – чистая формальность, я им рапорт еще вчера написал.
– Так дело вроде только сегодня утром отправили, – Зарубин не смог скрыть ехидства. – Ты не поторопился?
– Да брось, Кузьмич, все свои, – Глазов небрежно махнул рукой и принялся вынимать из сейфа и аккуратно расставлять между вещами в коробках початые и полные бутылки водки, коньяка и виски.
«Крохобор, – насмешливо подумал Зарубин. – Мог бы и оставить, хотя бы те, которые уже открыты. Мы бы с ребятами выпили вечерком по радостному поводу».
– Ну ясно. Дату в рапорте не вчерашнюю поставил, а сегодняшнюю? Вроде как с утречка личное дело изучили и выразили высокое согласие. А тут и ты подъехал, рапорт накатал – и в приказ. Так? Приказ-то, поди, уже к вечеру и подпишут.