— Ну и встреча! С утра звоню, звоню, всё без толку, а вы вон где. Что пьёте? — он оглядел стол. — Шампанское, коньяк. А как насчёт водки? — Сел в свободное кресло и не забыл сделать Рене комплимент: — Вы, как всегда, восхитительны. Хотите новый анекдот? Идёт по улице девушка, следом за ней парень. Куда она, туда и он. Идут, идут. Она поворачивается и спрашивает: зачем вы меня преследуете? «Едва вы повернулись, я и сам подумал: зачем?»
Мы вежливо улыбнулись. Я подозвал официантку, заказал Армену водки. Что он мне звонил, я, конечно, не поверил. Однако промолчал. Умолчал и об истории с неоплаченным счётом. И сделал знак подошедшему на минутку Рауфу Алиевичу — не надо про это. Метрдотель понял и согласно кивнул. Армен между тем произнёс необычный тост:
— Пусть грядущий день принесёт нам мир, — сказал он, затем что-то вспомнил и задумчиво добавил: — Есть у меня приятель, азербайджанец родом из Грузии, собственно, никакой он мне не приятель, мы с ним только-только познакомились, да это неважно. Есть у него кое-какие связи в криминальном мире, вдобавок он приходится роднёй вашему Гасану Гасанову, секретарю ЦК. Так вот, по его словам, идёт молва, дескать, уголовников из тюрем выпускают. Обо всем мне он не говорит, но я вижу, чувствую, что готовится что-то плохое. Каждую субботу и воскресенье в здании филармонии проходят тайные совещания во главе с этим самым Гасановым… Пусть грядущий день принесёт нам мир, — тем же задумчивом видом продолжил он свой тост, — и пусть люди не останутся без крыши над головой, и пусть нам не дано будет услышать плач и причитания по безвременным утратам. — Он взглянул на часы и, вставая с места, сказал: простите, мне предстоит встреча у метро «26 комиссаров». Минут через десять — пятнадцать я вернусь.
Тост Армена и в самом деле прозвучал необычно и странно, однако подумалось, что все это пустые разговоры. Мы его, правда, сразу же забыли, но в дальнейшем я частенько вспоминал зловещие эти слова Армена… После его ухода мне бросилось в глаза, что девицы у бара тоже исчезли. Их вытянутые кверху стаканы с едва ли наполовину выпитым джином остались на стойке.
Мы с Реной немного потанцевали. Меня снова приятно взволновала её робость и смущение, и щекотка от прикосновения её волос к моему подбородку, и хрупкое тепло её тела под моими ладонями, и лёгкая поступь в танце, и её радость, и то, как она, дуя на спадавшую на лоб и мешавшую ей золотистую прядь, дружески на меня смотрела.
Армен же так и не пришёл. Мы прождали и пятнадцать обещанных минут, и час, и два; напрасно.
— Его нет, — зафиксировал я, в очередной раз поглядев на освещённое люстрой зеркало — в нём отражался весь лестничный пролёт вплоть до первого этажа. Видно, в моём голосе не было и тени сожаления; Рена обратила на это внимание.
— А тебе хочется, чтоб он вернулся?
— Нет.
— Почему?
— А тебе? — тоже перейдя на ты, вопросом на вопрос ответил я.
Рена покачала головой, привычным движением убрала волосы со лба. С ответом она не спешила.
— Нет.
— И почему же?
Я положил на её руку ладонь. Она руку не убрала.
— Потому что ты этого не хочешь.
Я ласкал её пальцы своими, и она не отнимала руки, потом её рука повернулась в моей ладони, и наши пальцы переплелись. Меня охватило волнение, сердце тревожно затрепетало и наполнилось необъятной любовью и умилением. Я прильнул губами к её длинным, нежным, чудным пальцам.
— Рена, — с замирающим сердцем взволнованно шепнул я, — хочу, чтобы ты поверила — нынче самый славный, самый красивый, самый удивительный и счастливый день в моей жизни. Ты веришь?
— Верю, — сказала она, и её губы запылали, как никогда прежде. — Я хочу, — продолжила Рена дрогнувшим голосом, — хочу, чтоб этот день был первым и чтобы таким же стал последующий и все прочие дни. А сейчас пойдём, уже поздно.
Я поблагодарил официантку за чудесный вечер, не забыв при этом незаметно положить ей в карман красную купюру, рассчитался также с метрдотелем за позавчерашний вечер, и мы с Реной спустились на первый этаж.
Внизу, тщательно, выбирая по одной, я купил у цветочницы девятнадцать белых голландских роз на длинных стеблях, одна другой краше, и поднёс Рене, за что она была безмерно благодарна. Растроганная и взволнованная, она прикоснулась тёплыми своими губами к моей щеке, отчего я застыл на миг как вкопанный.
Как и в прошлый раз, Рена воспротивилась, чтобы я провожал её до дому, и мы расстались у метро. Напоследок она шепнула мне:
— Я хочу, Лео, чтобы ты поверил — этот день тоже останется для меня бесконечно счастливым и незабываемым…