Около часу ночи Ханс вернулся из казино пьяный и уставший. Увидев бывшую невесту, он стал кричать и гнать ее. Ирина лишь устало сказала:
— Мне некуда идти.
— Хорошо, подожди здесь, — сказал он и исчез в проеме своей двери. Через несколько минут вышел с ключами и отвел ее в соседний дом, в котором шел ремонт, и любезно разрешил там переночевать. Кругом была стружка, ободранные обои, разбитые стекла, мусор. Ирина нашла кладовку, постелила туда какие-то грязные тряпки и улеглась на них. Уже засыпая, подумала: когда квартиру отремонтируют, сюда въедет какая-нибудь фрау и будет спать на мягких перинах и батистовом белье и даже не оценит, что имеет.
Проснувшись и отряхнувшись, Ирина отправилась к Хансу за своими вещами. Она решила наконец вернуться. Однако бывший возлюбленный отвел ее к мужу, которому рассказал, что Ирина только ему отказывает в близости. Оскорбленный муж стал требовать развод. Они стояли перед ней — любовник, так и не ставший мужем, и муж, так и не ставший любовником. Она стояла перед ними — фиктивная жена и брошенная любовница. Шведская семья не получилась. Она не имеет права быть здесь счастливой с другим. Пусть уезжает. И не на самолете. Это дорого. У них есть друг, он отвезет ее на машине.
Ирина почувствовала, что сходит с ума. Она кинулась к Хокану, но живая масса весом в сто килограммов оттолкнула ее. Ирина отлетела к столику и опрокинула стоявшие там ножи. Она схватила эти ножи и с криком бросилась на обидчиков.
Западники придумали теорию «пеленочного детерминизма», из которой следует, что славяне с детства очень туго пеленают своих детей и ребенок до поры лежит, не сопротивляясь обстоятельствам, а когда с него снимают пеленки, он наверстывает упущенное. Этим объясняется воинственность славян.
Вероятно, Ирина слишком долго терпела. Лимит терпения был исчерпан. И сейчас эта хрупкая женщина крушила шведов со страшной силой. Когда полиция вбежала в квартиру, перед их взором предстала живая картина: на полу в истерике билась, как раненая птица, молодая женщина. А два здоровых мужика трясущимися руками убирали осколки стекла и посуды. Это были осколки разбитой жизни.
— Я не хочу жить! — кричала Ирина. Странно, но она кричала по-английски. А жить она действительно не хотела ни в России, ни в Швеции. Она не хотела жить в мире, который ее не принимал, в котором ей не было места и где для нее не осталось любви.
Полицию не интересовало количество любви на душу населения, и Ирину доставили в больницу. Проснувшись утром, она с удивлением рассматривала свое новое жилище. Белые палаты, кровати на колесах, двери не закрываются. Очень уж услужливый медперсонал и какие-то странные больные. Когда к ней подошел негр и сказал: «Сестра, мне так не хватает секса», — она с ужасом поняла — психушка.
В коридоре стоял телефон. Ирина набрала номер: «Ханс, забери меня отсюда!»
— Конечно, любимая, я все для тебя сделаю.
«Ага, боится, значит, уважает», — злобно подумала женщина.
Наивная, она и не предполагала, что закон на ее стороне, а над «мальчиками» нависла опасность. Она приехала здоровая выходить замуж, о чем в письмах писал ей «жених» Ханс. А через несколько месяцев она уже в психушке. Криминал налицо. Тут пахло хорошей денежной компенсацией. Но у Ирины, видно, притупилось обоняние.
Последние две недели она провела в загородном доме для жертв семейного насилия. У нее была отдельная комната с телефоном, видом на природу и трехразовое питание. И никто не ходил из угла в угол, не кашлял и не требовал выполнения супружеских обязательств. Не нужны были деньги и работа, не нужен был даже муж. Интересно, а можно получить визу на вечное проживание в доме жертв насилия?
Самолету потребовалось столько же времени, чтобы доставить ее обратно на родину. Девка вернулась. Выданье продолжается.
ГРУППА КРОВИ
В телеграмме было всего несколько слов: «Отец умирает. Срочно нужна кровь». Мать прочла телеграмму и запричитала: «Я так и знала! Возник через столько лет, чтобы опять сосать из нас кровь! Не пущу. Ты и так еле ходишь!» Она продолжала что-то говорить, но я не слышал слов, только видел полные слез и боли глаза.