«Выбирай: или я, или мать», — жестко сказал Сергей, глядя, как жена украдкой вытирает слезы. Она изо всех сил старалась держать себя в руках; если пропадет молоко, на смеси денег нет.
А потом пришла зима. В их подвале завелись крысы, по ночам они шастали по комнате, и Маша панически боялась уснуть, чтобы они не покусали ребенка. Пришлось отвезти малышку к маме. Муж все чаще задерживался, приходил выпивши и все время придирался.
— Что за вид у тебя? В таком виде можно возбудить только патологоанатома, — говорил он, бросая уничтожающий взгляд на ее единственный халат и изношенные тапочки.
— Сережа, мы нуждаемся сейчас, но это временно. И дело тут не в халате и не в тапочках. Это детали.
— А обвисшая грудь — тоже детали?
— Женская грудь — это молочные железы, жировая и соединительная ткань в кожаном мешке. Только и всего, — спокойно резюмировала Маша. Недаром она считалась лучшей ученицей в группе.
— А что это за белье? — кричал он, сорвав с веревки теплые женские трико. — Чтобы я не видел этого жлобства. Моя жена должна носить сексуальное белье!
— Хорошо, хорошо, но зачем так кричать? — соглашалась она, отлично понимая, что дело вовсе не в белье.
Она вообще не могла понять, откуда у него такие запросы и требования. Иногда, сидя в сыром подвале и выпив для сугрева водки, он мечтал вслух о том, как однажды уедет из этой долбаной страны в славную Америку и заживет там по-человечески.
От духовного господства защититься очень трудно, почти невозможно.
Именно этой зимой в сексуальном белье она простыла и серьезно заболела. Страшная тяжесть внизу живота, внутри ее как будто поместили раскаленную лампу, которая жгла ее каленым огнем. Она потеряла сознание прямо в институте, вызвали «скорую», и даже видавшая виды врач ужаснулась: «Как же ты терпела-то?»
Подружки поехали сообщить мужу и застали его с другой женщиной. Надо же, а Маша в полном неведении. Но решили ничего ей не говорить. У нее было идеализированное представление о том, как должно быть, но что делать, если идеалы рушились, она не знала. Если уж даже сексуальное белье не помогает…
Новость о второй беременности застала ее врасплох. Полная неустроенность и в быту, и в отношениях. Плюс бедность и институт, который надо окончить. Что делать? Кто подскажет, кто поможет? Картина будущего размыта.
— Рожай, с институтом решим, — сказала куратор и дала шанс человечку.
— Поступай как знаешь, — снял с себя ответственность муж.
И снова токсикоз и авитаминоз. Огромный живот и платье в черную клеточку.
— Вам плохо? — над ней склонилась стюардесса.
— Нет, спасибо, все хорошо. — Маша вымученно улыбнулась. Как будто эта стюардесса может ей помочь заново пережить свое прошлое.
— Что желаете? — Стюардесса кивнула на тележку с обедами и напитками.
— Спасибо, ничего. — И закрыла глаза.
И снова замелькала черно-белая пленка ее жизни. Вот она чуть свет, схватив дочек в охапку, несется в ясли по глубокому снегу. Малышки не успевают, проваливаются в снегу, а она тащит их за капюшоны: быстрее, быстрее! А потом бегом на завод, в цех, к станку. Как она боялась этого станка… Но муж был неумолим: или я, или карьера. И она, привыкшая подчиняться, очередной раз сделала выбор в пользу мужа.
Они уже снимали другую квартиру, из окон которой были видны люди, а не свиньи. Им уже хватало денег на еду. Уже прошло узнавание и привыкание, и каждый знал свою роль в ритуале. Жизнь катилась по наезженной колее. Маша понимала, что существует другая жизнь — более сытая, благополучная, счастливая. Но она не роптала, только иногда, подойдя к зеркалу, тихонько шептала: «Я самая сильная, я все смогу». Что она хотела этим сказать? Может, просто защищалась от безысходности.
Завод уже не представлялся страшным монстром. Там тоже были люди, и некоторые старались скрасить ее жизнь. В соседнем цехе работал мужчина, который каждое утро махал ей рукой. Кажется, он и на работу приходил специально, чтобы помахать ей и пожелать хорошего дня. У него была широкая белозубая улыбка, как раньше рисовали на пролетарских плакатах, и широкие плечи, как любили делать на памятниках рабочим. Однажды под своими окнами Маша увидела две вытоптанные в снегу огромные буквы М и Л. Что означали эти буквы? Может, Маша и Любовь, а может, что-то другое. Какая разница, если они написаны для тебя. Эти две буквы стали появляться каждое утро. А ее безымянный друг улыбался все шире и махал рукой все энергичнее. Она подсмотрела ночью, как он старательно вытаптывает эти буквы и, глядя в зеркало, произнесла более уверенно: «Я красивая и сильная!»