Между тем на заводе полюбили вечно улыбающуюся и энергичную женщину. Она умела не только детали вытачивать, но и документы составлять, писать заявления каллиграфическим почерком и организовывать праздники. А когда выяснилось, что у нее есть красный диплом гуманитарного вуза, то начальник профсоюза руками развел: как же ты согласилась в цех пойти? «Это не я, моя нужда дала согласие», — скромно ответила Маша. Ответ был правильный, и уже через месяц ее назначили секретарем табельщицы. Это как будто с урановых рудников перевели на лесоповал. Тяжело, но уже не смертельно.
А потом ей предложили общежитие. Муж был оскорблен. Почему ей, а не ему? Он привык, что в их партии он играет, а она подыгрывает. «Ты должна отказаться», — приказал командным тоном.
— Сережа, существует три вида удачи: кармическая, если ты родился с ложкой во рту, независимая, когда просто везет. И жизненная, которая зависит конкретно от поступков. Так вот с кармической и независимой у меня не сложилось, поэтому я сделаю все от меня зависящее, чтобы быть счастливой. У меня двое детей и нет крыши над головой. — Она пыталась говорить мягко.
— Если ты переедешь в общежитие, я от тебя уйду.
Маша заколебалась, но коллективный разум настоял: «Он от тебя все равно рано или поздно уйдет, а так у тебя хоть общага будет».
В новую комнату переехала одна с дочками, и началась новая жизнь. Каждый жил на своей территории, за свой счет, но грязное белье он регулярно приносил жене. И во время запоев тоже приходил туда, где его по-прежнему любили и заботились о нем. Дочки подносили рассольчик, жена готовила легкий супчик. Не семья, а бюро добрых услуг.
Она любила его, а он искал, кого полюбить. Но это была не беда, беда случилась, когда однажды он вдруг решил искать смысл жизни. И нашел его в секте. О сектах Маша читала только в учебниках. Она представить не могла, что человек может в одночасье переродиться. Имя и внешность те же, а внутренность другая. Если того, прошлого, она любила, несмотря на измены и пьянки, то этого боялась. Глаза стали стеклянными, речи путаными, он то часами смотрел в одну точку, то начинал кричать, чтобы она не смотрела телевизор, не красилась и не смеялась. От него все стали шарахаться, все, кроме детей. Девочки вдруг потянулись к этому новому мужчине, словно только и ждали его перерождения. В церковь они стали ходить все вместе. Маша не могла себе объяснить, почему допустила, чтобы дети попали под зомбирование. У нее наконец-то появилось свободное время, и она ездила за город на свою дачу. Маленький клочок земли, который она любовно засадила малиной, смородиной, огурчиками и помидорчиками, приносил ей огромную радость. Она так и не смогла сродниться с железобетонным городом, ей отчаянно не хватало природы, и этот участок стал ее маленькой родиной. Поэтому она и соглашалась оставлять детей с отцом.
А дочки между тем отдалялись от нее все дальше и дальше. «Мама, почему ты накрасила ногти, разве ты не хочешь спасти свою душу?» — спрашивали они строго. «Почему ты не живешь с папой? Ты любила его, когда он пил и скандалил, а сейчас, хороший, он тебе не нужен?» Вначале она отшучивалась, потом срывалась на крик, а затем погружалась в затяжную депрессию. Сережа и ее пытался приобщить к своей религии: водил ее на мероприятия, которые напоминали скорее сеансы Кашпировского, чем церковное собрание. На нее не действовали проповеди духовных лидеров секты, только очень сильно болела голова.
— Сережа, я еще не готова, я хочу быть свободной в выборе религии, — говорила она извиняющимся тоном.
— Выбирай: или я, или свобода, — поставил он очередной ультиматум.
И она, пожертвовав когда-то ради него матерью и карьерой, выбрала свободу.
— Тогда придется пожертвовать детьми. — Он угрюмо усмехнулся.
Когда она поняла, что надо что-то делать, было уже поздно. Поход к психологу ничего не дал. Холеная женщина в красивом кабинете спросила: «Вашим девочкам хорошо с отцом? Вот пусть с ним и остаются. Из этой секты вы их никогда не вытянете. Вы еще молодая, устроите свою жизнь. С вас пятьдесят гривен за консультацию». И она улыбнулась равнодушной улыбкой.
Маша вышла от психолога, громко хлопнув дверью. Стучите и вам откроют? Но как достучаться до небес? Прямо от психолога она поехала на дачу, чтобы саженцы излечили душевную боль. Она разговаривала с ними, как с живыми, и казалось, что кусты смородины и малины понимают ее лучше, чем муж и дочери. Обратный автобус отменили, и пришлось ждать следующего. Рядом маялся такой же горе-дачник. Чтобы скоротать время, они разговорились. Маша с удивлением отметила, что можно рассказывать о своих проблемах не только кустам с ягодой. Мужчина слушал ее очень внимательно, не перебивал, и в его взгляде было столько сочувствия, что Маша не только все ему рассказала, но и впервые за долгое время разрыдалась.