— Кушать подано! — сказал кому-то молодой парень, который только что «одел» меня закусью, и вошла приемная комиссия.
На меня никто не обращал внимания. Я была всего лишь фоном. Комиссия внимательно осмотрела сервировку и, довольная, покинула комнату. Я осталась одна. Про меня будто забыли. Тело начало затекать. Мне казалось, еще мгновение — и судорога сведет руки и ноги. У меня было навязчивое желание вскочить, скинуть с себя всю эту японскую жратву и убежать. Но перед глазами маячила бумажка в сто долларов, и я продолжала покорно лежать. Я замерзла и уже практически не чувствовала своего тела, оно задеревенело и стало чужим.
Когда я совсем отчаялась, за дверью послышались оживленные голоса и вошла группа людей. Это были иностранцы, скорее всего итальянцы. Они щебетали по-своему, то и дело бросая на меня любопытные взгляды. Я готова была провалиться сквозь стол.
А потом началось самое интересное: они начали есть! С меня. Сначала они ели блюда, расположенные на груди. Причем съедали их вместе с зеленью. По мере того как мое тело оголялось, разговоры становились тише, а саке наливалось чаще. Гости все время как бы ненароком касались тела. Ненавязчиво, как будто случайно. У меня было чувство, что когда они наконец доедят всю закуску, то «на горячее» примутся за меня.
Но до «горячего» не дошло. Одному из них позвонили на мобильник, и вся компания торопливо засобиралась и ушла. На прощание они поулыбались мне и оставили двадцать долларов на столе. Я лежала, не в силах поверить, что все закончилось. Через несколько минут пришла работница из кухни, сняла с меня остатки закуски, помогла подняться и проводила в душ.
— После душа зайдешь в бухгалтерию, — сказала она на прощание.
— С дебютом тебя, — протягивая конверт, произнесла та самая женщина, что проводила собеседование.
— Спасибо.
— У нас есть заказ на субботу. Ждем тебя к шести, — лаконично закончила она беседу.
Выйдя на улицу, я судорожно вдохнула ночной воздух. Итак, я это сделала. Продала себя.
Мне было не по себе, но конверт с хрустящей банкнотой сглаживал впечатление. Я решила помечтать, что смогу позволить себе за эти деньги, и вдруг поняла, что ничего. Тряпка, купленная за такую дорогую цену, казалась мне золотой. Косметика тоже сразу меркла, как только я вспоминала свое унижение. И постепенно стодолларовая купюра превращалась в простую бумажку. Мне ничего за нее не хотелось.
Дома пахло жареной картошкой. От запаха еды меня стало мутить.
— Алена, ты ужинать будешь? — спросила сестра Оля.
— Нет, — коротко ответила я и ушла в свою комнату.
Когда наступила злосчастная суббота, передо мной с утра встала дилемма: быть или не быть? Идти или не идти в ресторан? Коммерческий рассудок говорил: иди, два часа позора — и стольник у тебя в кармане. Чувство собственного достоинства кричало: зачем тебе этот стольник, если ты себя там теряешь? В конце концов они пришли к компромиссу: это в последний раз.
В этот раз все прошло быстрее. И мойка, и макияж, и сервировка. Не успели меня накрыть, как подвалили заказчики. На этот раз попалась компания новых русских. И я поняла, в чем загадка и прелесть славянской души. Эти в первую очередь стали решать, как меня накормить и напоить. Им не елось, пока дама голодная. Короче, они придумали поить меня из трубочки, встать-то я не могла.
Удивительное чувство: когда ты лежишь, то стоящие вокруг тебя мужчины кажутся просто великанами. А ты, словно карлик, смотришь снизу вверх, как они пьют и едят.
После нескольких глотков водки жизнь стала веселее, и я уже вовсю хохотала вместе с гостями. А они, выпив, тоже осмелели и с аппетитом уплетали японские кушанья. Причем сначала они, как порядочные, пытались это делать палочками, а потом палочки побросали и стали помогать себе руками. Мне тоже кое-что перепадало. Они были свои, и с ними было весело и совсем не страшно. Не представляю, что на меня нашло, но когда еда была съедена, я сбросила с себя остатки и станцевала им на столе танец живота. Наверное, сыграла свою роль водка из трубочки. Гости были очень довольны и оставили мне сто долларов. «Кажется, на меня посыпался долларовый дождь»! — подумала я. Коммерческий рассудок все же одержал победу, и чувству достоинства пришлось ретироваться.
— Сегодня будут очень важные клиенты, постарайся быть на высоте, — сказала начальница через неделю.
— Что значит на высоте? Столик повыше поставим? — Я засмеялась.
Работники кухни очень старались с сервировкой, но все почему-то не ладилось. То салат соскользнул и упал на пол, то я случайно дернула ногой и повредила рыбу. Почему-то было очень неудобно лежать. Я пыталась себя успокоить, но нехорошее предчувствие не покидало меня.