— Знаешь, ты удивительная женщина. Такая раскованная, сексуальная, наверное, ты нравишься многим мужчинам, — сам не знаю зачем, сказал я.
— Я-то нравлюсь, да что толку? Мне вот мало кто нравится. Но жизнь такова, что, нравится не нравится, спи, моя красавица!
— А я тебе нравлюсь?
— Ты такой смешной. Застенчивый. Мне всегда хотелось попробовать порядочного мужика. — Она забросила в рот, как в дупло, целую горсть орешков.
Ага, значит, я для нее как экзотическое блюдо типа фаршированных креветок, которое она хочет попробовать. Стало неприятно. С другой стороны, уложил женщину в кровать — занимайся делом, а не демагогией.
— Хочу так, — произнесла она, дожевав орехи, и указала наманикюренным пальчиком на пару, которая сплелась в экзотической позе.
Я поспешил исполнить желание принцессы и с ужасом понял, что мой друг отказывается мне служить. Я принялся неистово целовать ее в надежде, что вот-вот все встанет на свои места. Но ничего не встало. Я столько раз читал и слышал об этом, но мне казалось, что со мной такая оказия не произойдет. Я понимал, что самая эрогенная зона находится в мозгу и главное — дать правильную команду. Но команду я дать не успел.
— В чем дело, дорогой, у тебя какие-то проблемы? — капризно надув губы, спросила Людочка и протянула руку проверить мою «боевую готовность».
— Никаких проблем, — заявил я упавшим голосом.
— Да у тебя, как и на часах, — полшестого! — Она вульгарно захохотала. Потом, увидев мои глаза, небрежно сказала: — Может, тебе виагры выпить?
Это было неприкрытое оскорбление. Еще несколько минут назад я страстно желал эту женщину. А сейчас отпрянул от нее, как от гюрзы. Мне хотелось взять ее за шкирку и выкинуть на площадку. Шлюха! Вульгарная, дешевая потаскуха! Как я раньше этого не замечал.
А на экране бушевали нешуточные киношные страсти. В наступившей тишине стоны актеров звучали как насмешка, как издевательство. Мне хотелось выключить злосчастный фильм, вместо этого я нажал паузу, и артисты замерли в весьма неудобной позе. Мы тоже замерли. И время остановилось. Я лежал униженный и разбитый, не в силах пошевелиться, рядом лежала чужая женщина. У меня было одно желание — чтобы она немедленно исчезла. Но это желание было так же невыполнимо, как любовный акт. Неожиданно Людочка повернулась на живот, перегнулась через меня, словно через бревно, и стала как ни в чем ни бывало щелкать орешки, что лежали на столике возле кровати.
У меня появилась возможность улизнуть в душ. Стоя под упругими струями воды, я плакал. Мной завладели страх, стыд, паника. Что теперь делать? Как я буду жить? Как я появлюсь на работе? А дома? Что меня теперь ждет? Может, это мне наказание за измену? Но все мужики изменяют, при этом никто ведь не становится импотентом!
Я не помню, сколько простоял под душем, но, когда я вышел, Людочки уже не было. Только запах духов напоминал о ее недавнем присутствии. Этот запах казался мне тошнотворным. Я автоматически убрал со стола посуду, застелил постель, оделся и побрел домой.
Мне казалось, что все прохожие смотрят на меня с сочувствием. Сейчас приду домой, и жена сразу обо всем догадается, а завтра на работе все будут шушукаться и смеяться у меня за спиной.
— Какие люди — и без охраны! Вася! — Я вздрогнул всем телом и с опаской оглянулся. Прямо на меня двигался друг детства Саня Бугаев.
— Как дела? Ты откуда? Что за вселенская скорбь на лице? — Он сыпал вопросами, как жонглер булавами.
— По пути домой свернул налево, — сказал я небрежно.
— Кто такая, почему не знаю? — Саня с нежного возраста обожал разговоры на интимные темы: сам часто хвастался своими победами и остальных слушал с удовольствием. Похоже, с годами он ничуть не переменился.
— Так что за цыпочка? — повторил он вопрос и даже покраснел от любопытства.
— Сотрудница, — ляпнул я не подумав, совершенно забыв о том, что года два назад Саня заходил по делу ко мне на работу и мог видеть всех наших сотрудниц.
— Уж не та ли вертихвостка, что в твоей комнате дебет с кредитом совокупляет? Что, обороты хвоста с годами не уменьшаются?
— Саня, прости, я очень тороплюсь, дома ужин остывает, — бестактно оборвал я его и, торопливо пожав руку, взял курс в свою гавань.
Жена жарила котлеты. Старательно лепила мясные шарики и укладывала их в кипящее масло, а затем переворачивала лопаточкой, чтобы они не подгорели. Она занималась этим с такой ответственностью и старательностью, как будто судьба человечества зависела от этих котлет.
— Мой руки, садись ужинать, — не отрываясь от своего занятия и не поворачивая головы, сказала она.