Помню, я была на пятом месяце беременности. Организм уже адаптировался к новому состоянию, и процесс вынашивания стал проходить легче. Мы отправились на день рождения к его другу. Я очень тщательно собиралась, красилась, причесывалась. Это была первая наша вылазка за полгода моего пребывания здесь, и мне очень хотелось достойно выглядеть. Компания встретила меня сначала настороженно, а потом восторженно. А Сашин друг просто расцеловал меня, словно именинницей была я, а не он. Если бы он знал, чего мне будет стоить его невинный поцелуйчик…
Саша не подал вида, но когда мы вернулись домой, он спокойно завел меня в нашу комнату, а потом так же спокойно сломал мне руку. Она хрустнула в его огромных лапах, как спичка. Боль была такая, что я думала — умру на месте. Но самое страшное было в другом. Он, холодно глядя на меня, недрогнувшим голосом сказал: «Моя жена не шлюха и я не позволю ей целоваться с кем ни попадя у меня на глазах». Повернулся и вышел. Я не помню, как свекровь вызывала «скорую», не помню, как накладывали гипс. Помню только, что с этого дня начался кромешный ад. Саша, осознав свою полную безнаказанность, превратился в истязателя. Он устраивал мне часовые допросы, чем я занималась в течение дня, ругал за любую провинность, не позволял без разрешения выйти из дома. Я стала похожа на затравленного зверька. С загипсованной рукой стирала, убирала и готовила на всю семью, а когда выдавалась свободная минутка — бежала к морю.
Неужели надо было так далеко ехать, чтобы попасть в очередную клетку? Может, я сама виновата? Вокруг слышался смех, звучала музыка. Влюбленные парочки, обнявшись, дефилировали по набережной. Жизнь сверкала и искрилась, только не для меня. Огромный живот тяготил и мешал двигаться, волосы отросли и свисали тяжелыми прядями прямо на глаза. Пойти сделать стрижку я просто боялась. «Для кого это ты прихорашиваешься?» — звучало в мозгу. Я шла мимо торговых рядов и взгляд упал на яркую деревянную матрешку. Продавец поймал мой взгляд и, взяв в руки расписное деревянное чудо, открыл его. Внутри сидела такая же, только поменьше. И так далее до самого конца.
Моя жизнь — такая же матрешка. Я убежала от отчима и попала к еще более страшному деспоту…
Вскоре я родила дочку. Маленькая девочка была похожа почему-то на мою бабушку. Я и назвала ее в честь бабушки — Ириной. Саша очень долго и пристально рассматривал малышку, искал сходства и различия. Потом принес свои детские фотографии, и процедура опознания благополучно завершилась признанием дочери. Я уже стала относиться к нему как к больному человеку, и в голове у меня один за другим возникали планы побега.
Я все так же горбатилась на всю семью, мне не сделали послабление даже в связи с рождением ребенка. Страшная усталость, изоляция от всего мира, кризис общения, постоянный страх сделать что-то не так — мне казалось, что я схожу с ума. Неожиданно принесли телеграмму: «Дочка, приезжай, папа умирает». Странно, почему она назвала отчима папой? И зачем мне ехать к нему перед смертью, ему есть с кем попрощаться. Стоп! Вот он, выход! Я уеду и больше никогда не вернусь!
Когда Саша пришел с работы, я уже собрала дочку, самые необходимые вещи, заказала билет и даже позвонила бабушке. Свекор любезно согласился отвезти нас в аэропорт. У Саши не было аргументов «против», и он согласился нас отпустить. На неделю.
Я летела в самолете, смотрела на такое близкое небо и плакала от счастья, что снова свободна. И освободил меня, как ни странно, ненавистный отчим. Что с ним такое? В аэропорту нас встретила бабушка Ира.
— Что с тобой, девочка моя? — спросила она, глядя мне в глаза. — А впрочем, не говори, я и сама все знаю.
— Познакомься со своей тезкой. — Я протянула ей правнучку.
По дороге из аэропорта бабушка рассказала, что у отчима рак и он очень боится умереть, не попросив у меня прощения. Последний раз мы виделись с ним полтора года назад, когда я сообщила, что выхожу замуж и уезжаю навсегда. Он страшно разозлился и спросил, почему Саша не просил у него моей руки.
— Потому что руку просят у отца, а ты мне не отец, — ответила я резко. Впервые в жизни я так говорила с ним.