— Расскажи о себе, — попросила я его, когда мы уже стали понемногу общаться.
— М-мы, м-мы… — Он стал заикаться и удрученно замолчал.
— Почему ты говоришь «мы»? Ведь я прошу рассказать о себе.
Позже я узнала, что детдомовские дети обычно не говорят «я», они привыкли говорить о себе во множественном числе, потому что не разделяют себя и свою коммуну.
— Давайте поиграем в магазин. Я продавец, а вы покупатели. За деньги вы можете приобрести любой товар в моем магазине! — Я изо всех сил пыталась приобщить детей к нашей, реальной, жизни.
— Дайте мне пять килограммов конфет! — И малыш протягивает мне все «деньги».
— А зачем тебе так много?
— Это на всех. — Ему был непонятен мой вопрос.
— Но у тебя совсем не останется денег, — попыталась я научить его практичности.
— А зачем они нужны?
Господи, ну как объяснить этим несмышленышам, зачем в этой жизни нужны деньги?
— Понимаешь, за деньги можно купить все, что тебе нужно.
— Вот за такие бумажки? — На его лице написано удивление.
— Да, именно за такие бумажки.
— Тогда я хотел бы купить маму…
Алеша не сразу привык к моим визитам и не сразу поверил, что я прихожу именно к нему. Наверное, боялся разочарований. А я очень боялась его разочаровать.
— Ты будешь приходить ко мне, даже если узнаешь, что я плохой? — Взгляд пытливых детских глаз пронзил меня насквозь.
— Но ведь ты не плохой, ты хороший! — Я улыбнулась сквозь слезы.
— А если я стану плохим, ты все равно п-п-придешь? — с трудом договорил фразу Алеша.
— Ты для меня всегда будешь самым хорошим, и, что бы ни случилось, я приду.
Однажды я уговорила своего институтского приятеля составить мне компанию. Когда мы зашли в группу, дети уставились на него с изумлением, а потом хором стали кричать: «Как тебя зовут?»
— Меня зовут Саша, — ответил он чинно.
— Ура! Мама Саша пришла!
Тут уже наступила наша очередь удивляться. Почему «мама Саша»?
— Они просто не знают, что такое папа. А мужчин вообще видят только по телевизору, ведь у нас весь персонал женский, — объяснила нам воспитательница.
— Вы думаете, почему детдомовские после выхода отсюда в большинстве своем пополняют тюрьмы? Потому что мы не оставляем им шанса. Они не представляют, что за пределами этого заведения мир живет по другим правилам. В Большом Мире ничего не раздают просто так, там за все надо платить, а они денег в глаза не видели. А когда они берут просто так, им объясняют, что они украли, и сажают в тюрьму.
— И что, ничего нельзя сделать?
— Я прошла эту школу по полной программе, — сказала женщина. — Вам не понять, что это такое, когда у тебя нет своего уголка, где ты можешь побыть наедине с собой и где тебя никто не тронет. Когда у тебя нет ничего своего, а все только казенное. И когда на целой Земле нет твоего человека, который любит тебя ни за что, просто так, потому что ты есть. Который принимает тебя любого — хорошего и плохого, — потому что это ты. И когда не надо никому ничего доказывать. Я только сейчас поняла, какое это счастье — есть, когда хочешь, и спать, когда хочешь, а не когда это положено по режиму. — Она смахнула слезу, и я вдруг увидела, что у нее та же боль в глазах, что и у Алеши.
— Вы выросли в этом же детдоме?
— Нет, меня нашли на вокзале и передали в Дом малютки, а потом этапом по детдомам и интернатам. Знаете, я до сих пор ненавижу детские сказки, потому что нас загоняли в постель и в обязательном порядке читали сказку на ночь и мы были обязаны ее дослушать. А когда после сказки гасили свет, я накрывалась одеялом с головой и плакала, так мне хотелось родителей. Чтобы меня погладили и поцеловали. И подарили подарок на день рождения. У нас ведь день именинника был раз в месяц. Один на всех.
Я взглянула на Сашу. У него от всего увиденного и услышанного голубые глаза стали темно-синего цвета. Он закурил и, торопливо попрощавшись, ушел. А я вернулась в группу к Алеше. Он сидел у окна и смотрел на мир сквозь решетки.
— У тебя есть секреты?
— Есть. Я прячу их в тайнике, — сказал он шепотом.
— А что там у тебя? — Я тоже перешла на шепот.
— П-п-исьма.
— Какие письма?
— Я писал тебе письма и прятал их.