Много лет я жила между мечтой и реальностью, между тем, что случилось, и тем, чего не случилось. А реальность такова, что моей дочери уже почти пятнадцать, а я еще ни разу не говорила с ней о любви и о мальчиках, которые не всегда заканчиваются плохо. И о своей жизни. Как ей объяснить, что иногда приходится выбирать между надуманной моралью и реальным убийством? Как рассказать, что даже в наше время в угоду общественному мнению избавляются от детей? Поймет ли она, что законность распространяется не только на брак и любовь, но и на детей?
Однажды неожиданно позвонила мама. Не по телефону, а в дверь. Она порывисто меня обняла, и я растерялась от такого проявления чувств.
— Проходи.
Мать прошла на кухню и стала выкладывать из сумки конфеты, кофе, сухофрукты.
— Мам, что случилось? — Я смотрела на нее испуганно.
— Захотелось с тобой поговорить.
— О чем?
— Давай заварим кофе. — Она явно волновалась. Я послушно включила кофейник.
— Знаешь, последнее время я стала терять зрение, поэтому и пошла в поликлинику обследоваться. Сижу в коридоре в очереди, народу много, ждать долго. Разговорилась с соседкой. Она мне, сама того не подозревая, открыла глаза на многое.
— Ты меня пугаешь. — Я отложила чашки в сторону, уселась напротив и приготовилась слушать.
— Она рассказала мне грустную историю о том, как ее сын любил девочку, она забеременела в пятнадцать лет, а мать заставила ее сделать аборт. «Если бы я знала тогда, я бы забрала их жить к себе и внука бы вырастила. А у сына жизнь не удалась, да и у той девочки, я знаю, тоже. Почему дети мне ничего не сказали?» «А как зовут вашего сына?» — спросила я. «Сережа Кравцов…»
Мама замолчала. Я тоже не могла произнести ни слова. Как странно, случайная собеседница спустя много лет, сама того не ведая, сказала моей матери самое главное. И, что самое удивительное, она услышала.
— Прости меня, — сказала мать неожиданно. — Я ведь не просто так боялась гулящей дочери. Мне когда-то цыганка нагадала, что моя дочь будет непутевой. Я была в ужасе, мне показалось, что это будешь ты. Это потом уже выяснилось, что такая судьба уготована моей младшей дочери. Она стоит на панели и даже не стесняется этого.
СЧАСТЬЕ С ДОСТАВКОЙ НА ДОМ
— У меня такое ощущение, что там, в Высшей канцелярии сидят либо циники, либо шутники. Ну как, скажи пожалуйста, они распределяют внешность, благополучие, удачу и вторые половинки? Вот эту страстную натуру поместим в нелепое тело и посмотрим, как она будет соблазнять мужиков. А этой дадим ум, красоту и благополучие, и при таких составляющих она никогда не встретит свою половинку — она слишком хороша для любви. А вот эту растяпу наградим хорошим мужем, пусть все удивляются, чем она его взяла. Представляешь, как они там веселятся, наблюдая за всем этим мирком? — Машка стряхнула пепел в фарфоровую чашку.
— Наверное, когда распределяли мою судьбу, вообще был короткий день, к тому же закончились все достоинства и все «половинки», — сказала Катерина.
Две подружки коротали время за чашкой кофе. Катерина — молодая художница-авантюристка — парила в вечном творческом полете высоко от земли и житейских проблем. Она вечно клубилась на каких-то презентациях с непризнанными гениями, бродила по музеям и выставкам, а в свободное время занималась «мазней». Именно так называла ее творчество соседка и по совместительству подружка Машка.
Машка — обыкновенная домохозяйка. В свои 26 лет она успела закончить школу, выйти замуж и родить ребенка. Задача-максимум была выполнена, и теперь она откровенно скучала. А когда сравнивала свою бесцветную житуху с яркой клубно-тусовочной жизнью подруги, становилось тошно. Никто не замечал ее безупречной чистоты, горячих обедов и занавесочек с рюшами. «Никто» — это муж Павел, которого она называла Морозовым по аналогии с пионером-героем, и сын Артем.
Ее «мальчикам» было не до чистоты и уж тем более не до рюшей. Морозов приезжал с фирмы выжатый как лимон, ложился на диван и, тупо глядя в телевизор, продолжал прокручивать в уме встречи и сделки. «Настоящие мужики на дороге не валяются, они валяются на диване», — иронизировала по этому поводу Машка. А маленький Артем, совершенно обалдев в садике от шума, толкотни и суматохи, уединялся в своей комнате, чтобы его никто не трогал. Катеринина квартира напоминала халабуду, где в беспорядке хранились дощечки и рамочки, краски и холсты, которым суждено было когда-нибудь превратиться в полотна. Она была неприхотлива в быту, и быт мстил ей за это. В этот раз у нее потек кран, она перекрыла воду и пошла к Машке на кофе.