— Леся, — присмиревшая Маша, дёргает меня за рукав и взволнованно кусает губу.
— Возьми меня с собой. Я всегда мечтала жить в цивилизации. Пожалуйста.
— Можно мне забрать с собой подружку?
— Только если прислугой. Согласится она прислуживать тебе?
— Да! — Маша с горячностью отвечает за меня. — Я и вещи собрала, — поправляет рюкзак на плече.
— Хорошо.
Я, вместе с Машей, сажусь на заднее сиденье, Глеб за руль. Повернувшись, провожаю побледневшего отца. Он словно вмиг постарел, выглядит осунувшимся. Провожаю родные места, страшась предстоящей судьбы.
— Не расстраивайся, — Маша обнимает меня. — Всё будет хорошо. Это всего лишь свадьба. От этого не умирают.
— Ты думаешь? — Глеб смотрит в зеркало. — Я бы не был на месте Олеси так самоуверен.
— Это твоя будущая жена! Мать твоего ребенка. Научись её уважать.
— Ты это говорила, когда пришла ко мне вечером.
— Зачем ты напросилась к нам в услужении?
— Я не позволю обижать её.
— Не забывайся! — Глеб не повышает голос, но по моей коже бегут мурашки. Я толкаю Машу в бок, призывая не ссориться. Это ничего не даст.
— Ты едешь к нам в дом в качестве прислуги. Ещё раз услышу такой тон, пойдешь пешком в свою глушь.
Моя боевая подруга тут же присмирела, смущённо опустила взгляд.
— Простите, господин Руд. Я поняла вас, — округлившимися глазами смотрю на подругу. Неужели так хочется в город? Она и раньше мне об этом рассказывала, но чтобы она была такой шелковой ради того, чтобы выбраться из «глуши»!
— Маша, ты чего? — шепчу ей на ухо.
— Не дрейф, подруга. Мы ещё покажем этому качку, где раки зимуют!
Мы подъезжаем к огромному особняку. Глеб нажимает на пульте кнопку. Тяжёлые чугунные ворота открываются. Маша смотрит распахнув рот, её глаза довольно поблескивают.
— Какая красота! — она в восхищении обходит фонтан с фигурой волка, из рта которого льется вода. Внутри дома пол покрыт мраморной плиткой, всё сияет чистотой, холодностью.
— Боже, Олеся! Как же тебе повезло. Я так за тебя рада, — Маша приобнимет меня.
Я не разделяю её восторга. Мои мысли занимает тревога об отце. Как он? Все ли с ним хорошо. И что теперь с ним будет? Его унизили перед всей общиной. Надеюсь, его не выгонят. Но закон то жесток к альфе, который проиграл. Большинство оборотней ценят его, признают главным, но всегда найдется тот, кто захочет его свергнуть, занять его место.
Я неуверенно топчусь на месте. Я здесь не к месту. Как резиновые грязные сапоги посреди роскошного убранства. Вычурный дворец станет моим склепом. Стены давят на меня. Я сутулюсь, снимаю запотевшие очки и вытираю о край одежды.
Дышать становится все сложнее. Когда слуга с вежливым равнодушием просит мое «пальто», вконец тушуюсь и неуклюже снимаю, передаю драповую короткую куртку.
Мне неуютно, оттягиваю рукава вязанной кофты, скрывая дрожащие похолодевшие пальцы.
— Константин, — обращается Глеб к выделенному слуге. — Покажи ей, — тыкает в меня пальцем, — хозяйскую комнату на втором этаже. — смотрит мне в глаза, адресуя дальнейшую фразу мне. — Подальше от меня. Надеюсь, наше общение сведётся к минимуму. — мне хочется наорать на него. Открыть Глебу глаза на то, что он далек от моего идеала. Но вместо этого говорю с полным холодом и пренебрежением в голосе.
— Я тоже на это рассчитываю. Хотелось бы пореже видеть твою надменную рожу, — глаза Глеба вспыхнули. Он посмотрел на меня уничтожающе. Я прикусила язык, но было уже поздно. Чувствую на спине озадаченный и удивленный взгляд Маши. Сама не знаю что со мной творится. Потребность язвить и причинить другому боль, появилась вместе с Глебом.
— Пойдёмте, госпожа…
— Измайлова. Олеся, — подсказала я.
Маша шла за мной следом, лучась от торжества.
— А ты куда? — остановил её Глеб. — Твое место во флигеле для прислуги.
Маша понурила голову. Мне захотелось провалиться сквозь землю. Я никогда не ставила себя выше других, не бравировал положением дочери альфы. А теперь моя подруга будет мне прислуживать.
Глеб поднимается следом за мной. Я ощущаю его взгляд у себя на попе. От этого, ноги превращаются в две левые, и я оступаюсь, чуть не падаю. Он ловит меня, схватив за талию.
— Более неуклюжей и нескладной девушки, не встречал за всю свою жизнь, — пробасил он возле моего уха. — За что мне такое наказание? — Я повернулась, оперлась на холодный мрамор перил.
— Много нагрешил, дорогой будущий муж? — я видела как его перекосило от одного упоминания о нежелательном положении. Вот его больное место. Получила хоть какое-то удовлетворение за то, что лишили меня дома, оторвали от отца. Но торжествовать пришлось недолго. Глеб белоснежно оскалился.