— Как если бы у меня был выбор. — Но, как бы взбешена я не была столь огромной ложью, которая окутала мою жизнь, я была в отчаянии и желала узнать, почему они все лгали мне в первую очередь. Конечно, у них были веские причины, чтобы позволить мне думать, что я сумасшедшая, а не раскрыть всю правду.
Мой отец вздохнул.
— Могу ли съездить с тобой поужинать, когда прибуду?
— Ну, я должна что-нибудь поесть. — Я дважды нажала в своем интернет-браузере и в строке поиска набрала название местной станции новостей, надеясь найти на обновление.
Он помедлил еще какое-то мгновение, как будто ожидая большего, и как бы сильно часть меня не желала заговорить и избавить его от ужасной тишины, я сопротивлялась. Встреч на день рождения и рождественских открыток было не достаточно, чтобы удержать свое место в моей жизни. Тем более, что и они перестали приходить...
— В таком случае, я увижу тебя сегодня вечером.
— Хорошо. — Я повесила трубку и положила телефон на стол, в течении нескольких секунд глядя на него непонимающим взглядом. Тогда я выдохнула, не замечая, что держу в руках мышку и все еще пролистываю онлайн новости, надеясь очистить из головы мысли о моем отце. По крайней мере, пока он не появился на крыльце.
Там не было ничего нового о Элисон Бейкер или Мередит Коул, но следователи официально объявили причину смерти Хайди Андерсон. Сердечная недостаточность. Но не было ли главным то, что в конечном счете они все умерли? Однако, в случае с Хайди, не было никакой причины упоминать сердечную недостаточность. Я же знала, она просто умерла. Точка.
Разочаровываясь снова и снова, я выключила компьютер и по пути в ванную доставила домашний телефон на его место. Через двадцать минут, приняв душ, высушив волосы, и одевшись, я сидела на кухне у бара со стаканом сока и мюсли. Я просто разорвала обертку, в то время как тетя Вэл блуждала завернувшись в махровый халат моего дяди, а не в своем обычно шелковом. Ее волосы были собраны в большой светлый клубок, вчерашний гель для укладки оставил случайные нити в странных местах, как у панк-рокера. Подводка для глаз вымазалась под глазами, а кожа была бледной, просвечиваясь через пятна румян.
Она направилась прямо в кофейнику, который был уже полон, и выпускал струю пара. В течение нескольких минут я молча жевала, пока она пила, но когда она принесла себе вторую кружку, кофеин уже начал действовать.
— Я сожалею о прошлой ночи, милая. — Она провела одной рукой по волосам, пытаясь сгладить их. — Я не хотела смущать тебя перед твоим другом.
— Ничего страшного. — Я скрутила свой обертку и бросил его в мусорную корзину, с другой стороны комнаты. — За вечер произошло слишком много всего, так мы меньше всего беспокоились о пьяной тете.
Она поморщилась, затем кивнула.
— Думаю, я заслужила это.
Но вид, как она морщиться с каждым движением — как будто даже контакт с воздухом доставлял ей боль — заставил меня чувствовать себя виноватой.
— Нет, это не так. Мне очень жаль.
— Мне тоже. — Тетя Вэл выдавила из себя улыбку. — Я не могу объяснить, как я сожалею. Все это не твоя вина... — Она посмотрела на свое кофе, как если бы собиралась сказать что-то еще, но слова упали в кружку и теперь были слишком сырыми, чтобы их использовать.
— Не волнуйтесь об этом. — Я закончила свой апельсиновый сок и поставила стакан в раковину, а затем направилась обратно к себе в комнату, где написала Эмме, чтобы убедиться, что она все еще собирается прийти на поминки.
Ее мама сказала, что она встретит меня там на пятнадцать минут раньше — в 12:45
Остаток утра прошел бесконечно протяженно — с бессмысленным телевидением и интернет-серфингом. Я дважды пыталась поймать дядю в одиночестве, чтобы передать информацию от Тода, но каждый раз, когда я видела его, он был с очень мрачной и вцепившейся в него Софи, которая, казалось, боялась поминок так же сильно, как и я.
Только после раннего обеда я смогла поднять и сменить свою футболку, надеясь, что черная блузка с длинными рукавами будет соответствующим нарядом для поминальной службы того, чью жизнь не удалось спасти. На моем пути к двери, я увидела Софи, сидящую на стуле в зале, сложив руки на юбке тонкого черного платья, ее голова поникла так, что длинные светлые волосы походили почти до груди. Она выглядела так жалко, так потеряно, что как бы сильно я ненавидела ту мысль, что испорчу поездку один на один с Нэшем, но все же предложила ей прокатиться к школе.
— Мама подвезет меня, — сказала она, подняв огромные грустные глаза и коротко встретившись с моим взглядом.
— О’Кей. Тоже хорошо.
Через пять минут я вышла на дорогу и ждала Нэша, нервно садясь в его в машину. Я боялась заговорить с ним, это было бы странно после его ночной борьбы с Тодом, и неохотно обсуждение этой темы со мной. Но он наклонился, чтобы поцеловать меня, как только дверь автомобиля была закрыта, и по глубине поцелуя — и с тем фактом, что ни один из нас казался готов покончить с этим — я предположила, что он больше не чувствовал неловкости.
Школьная парковка была битком набита. Переполнена. Многие родители пришли, а также несколько городских чиновников, и в соответствии с утренней газетой, школа вызвала дополнительных консультантов, чтобы помочь студентам научиться справляться со своим горем. Мы припарковались на обочине ближайшего тренажерный зала и должны были пройти почти четверть мили. По пути Нэш взял меня за руку, мы встретились с Эммой у передней двери, где одна из ее сестер высадили ее. Я обещала подвезти ее домой.
Эмма выглядела дерьмово. Она завязала волосы в плотный, без излишеств, хвостик, и нанесла минимумом макияжа. И если ее покрасневшие глаза на что-то указывали, то она плакала. Но она же не знала Мередит лучше меня.
— Ты в порядке? — Я просунула свободную руку вокруг ее талии, и мы начали наш путь через двойные двери вместе с толпой.
— Да. Все это просто так странно. Сначала девушка в клубе, затем та в кино. Сейчас одна из нашей школы. Все говорят об этом. А они даже не знают о вас, — сказала она, шепча последние слова.
— Ну, все еще более странно, чем кажется. — Нэш и я повели ее в сторону, к пустой нише рядом с туалетами. У меня не было возможности рассказать ей о последних событиях, и на этот раз я была рада, что она была разделена с ее телефоном. Если бы не это, то я бы выпалила целую историю о Баньши, Мрачных Жнецах, и смертном списке. Это, наверное, испугало бы ее еще больше.
— Как что-то может быть более странным, чем это? — Эмма развела руки, показывая мрачную толпу вокруг лобби.
— Что-то не так. Они не должны были умереть, — прошептала я, стоя на пальцах ног, чтобы стать ближе к ее уху, Нэш теснее прижался ко мне.
Глаза Эммы расширились.
— Что это значит? Кто не должен был умирать?
Я посмотрела на Нэша, и он незаметно покачал головой. Мы должны были обсудить, сколько можно рассказывать Эмме.
— Хмм. Некоторые люди должны умереть, или мир будет перенаселен. Как... старики. Они жили полной жизнью. Некоторые из них готовы идти даже. Но подростки слишком молоды. У Мередит была еще вся жизни перед ней.
Эмма нахмурилась, глядя на меня, словно я сошла с ума. Или, по крайней мере, упали несколько пунктов IQ. Что ж, я не очень хороший лгун. Хотя технически, я не лгал ей.
Мы с Эммой все еще пытались разобраться в моих понятиях о смерти, а Нэш вел нас через толпу в сторону тренажерного зала, где мы нашли места на трибунах среди нескольких сотен других людей. Временная сцена была создана под одной из корзин, несколько школьных чиновников сидели там с семьей Мередит, под знаменем школы и национальным флагом государства.
В течении следующих полутора часа, мы слушали речи друзей Мередит и вперед вышла семья, чтобы сказать нам всем, какой хорошей она была, и как красива, и умна, и добра. Не все их похвалы в действительности подходили Мередит, но пусть мертвые становятся святыми в глазах своих оставшихся в живых, и миссис Коул не был исключением.