Из всего бреда, нацарапанного в больничной палате огрызком простого карандаша, она обвела поездку в Тибет, паломничество по святым местам в Иерусалим и благотворительность под эгидой ООН. Затем выругалась и зачеркнула эти пункты. Она черкала полузасохшей ручкой до тех пор, пока на листе не образовались рваные дыры. Бьянка искромсала блокнот и швырнула ворох бумаги в форточку. Клочки, словно белые перья, кружили в воздухе, опасаясь приближаться к земле. Они парили за стеклом, мирно покачиваясь на ветру, будоража сознание неприятными воспоминаниями. Бьянка развернулась и окинула взглядом жилище. Квартира выглядела вполне прилично. «Не без маминой помощи, вероятно», – подумала Бьянка. Она включила телевизор, это получилось как-то автоматически, без определенной цели что-либо посмотреть. Направилась в комнату.
– Черт возьми, телефон!!!
И в это же мгновение раздался мелодичный звонок. Доиграть красивая мелодия не успела – Бьянка вырвала телефонный кабель, мелодия на миг повисла в воздухе и оборвалась.
– Никаких звонков, никаких разговоров, никаких друзей!
Она бегала по комнатам, уничтожая все возможные способы связи с внешним миром. С отверткой и пассатижами в руках выскочила на лестничную площадку и скрутила почтовый ящик. Железный «конверт» несколько секунд сопротивлялся, затем отправился в мусоропровод, а Бьянка со спокойной душой вернулась на кухню. Она залпом осушила четверть бутылки вина, стоявшей в холодильнике целую вечность, бухнулась в кресло и прибавила звук телевизора. Машинально тыкая по кнопкам пульта, она смотрела остекленевшими глазами сквозь телевизор, сквозь стену, сквозь пространство. Все ее существо отказывалось понимать и принимать страшный диагноз, обозначивший конкретный неминуемый конец всему тому, что она так любила: путешествиям, солнцу и океану, танцам и посиделкам с друзьями. Хотя встречи наверняка еще будут, но уже без нее. Кто-то из близких сядет на удобный бордовый стул в ресторанчике у самого дома, будет пить тропический коктейль или потягивать «Мартини», уплетать баранину в горшочках и вспоминать Бьянку добрым словом, сожалея о ее скоропостижной кончине. Она больше не пройдется по набережной, вдыхая сыроватый, прохладный речной воздух, не ощутит сумасшествия ночной иллюминации, чьи бесконечные огни несутся в обратную сторону со сверхзвуковой скоростью за окном автомобиля. Ей мерещились красные, опухшие от слез глаза матери и основательная складка между бровями на лбу отца, которая после похорон станет совсем глубокой, неисправимой вмятиной, делающей человека старше лет на десять-пятнадцать. Предательские мысли все лезли и лезли в голову, давили, сминали остатки разума, руки потянулись за новой порцией спиртного, все вокруг как-то заерзало, задрожало, резкость ухудшилась, краски потускнели, смешиваясь в убогое серое однообразие. Телевизор куда-то уплыл вместе с программой новостей, а звук все еще тащился позади изображения. Бокал гулко брякнулся об пол, и остатки вина изобразили на бежевом ковре апокалипсис этого вечера. Глаза сомкнулись, но еле различимые видения еще некоторое время беспокоили мозг своей навязчивостью, вскоре и они потухли. Бьянка уснула.
Дни сменяли друг друга, мелькали, словно разноцветные лодочки детской карусели, унося в бесконечном потоке ощущение реальности. Духовного прорыва не случилось, Бьянку несло и кружило в стремительном алкогольно-бредовом месиве. Робкие попытки матери образумить свою девочку заканчивались истерикой и увеличением количества спиртного. А отец, выцветший от горя, когда становилось совсем невмоготу от тоски, бродил ночь напролет по барам и забегаловкам в поисках дочери. Зацепив мутными от слез глазами знакомый силуэт, он набирал в грудь побольше воздуха, заходил в бар, решительными, злыми рывками отбрасывал очередных собутыльников и сгребал судорожно дрыгающееся тело Бьянки в охапку. Тело еще какое-то время не унималось, пытаясь просочиться на землю сквозь крепкие объятия отца, вопило несвязные фразы, царапалось и извивалось. Но через некоторое время обмякало, переставало сопротивляться могучим рукам, только иногда тихо стонало, видимо уже во сне. Отоспавшись в родительском доме, Бьянка незаметно исчезала, и никакие силы не могли остановить эту безумную круговерть, а попытки отца становились все более бессмысленными и более редкими.