— Да я и не дрейфил вовсе, — буркнул Колька, но Герман только потрепал его по плечу, коротко хохотнул и ушел в дом.
Колька тоже достал сигарету, размял ее в пальцах и чуть не улетел в сугроб — дверь резко распахнулась, из нее вылетел багровый Пал Палыч.
— Палыч, ты чего? — Колька даже сигарету выронил. — От тебя прикуривать можно!
— А? — Пал Палыч посмотрел на молодого коллегу и рявкнул: — Прикуривать? Ты давай, вообще курить бросай, набрался, понимаешь, где-то всяких привычек вредных! Вон кардиохирурги чего говорят? «Уже устали всем объяснять, что курить опасно», а они знают свое дело! Брысь на пост номер один!
— Меня ругают — значит, день прошел не зря, — пробормотал Колька когда-то и где-то услышанную фразу и побрел в дом.
Пробежала неделя, потом еще одна. Колька потихоньку обживался в маленьком особняке в глубине Сухаревки, и хотя его все еще не брали на выезды, а их за это время было целых пять, не считая того, что оперативники постоянно куда-то мотались поодиночке, чужим он себя больше не чувствовал. На следующий день после выволочки Ровнина он нашел на своем столе целую стопку старых дел, датированных еще сороковыми годами прошлого века. Кто ее ему принес, он так и не понял, но то, что надо их прочесть и сделать какие-то выводы, смекнул. Правда, еще имелся вопрос, почему ему дали дела именно сороковых годов, но тут на помощь пришел Тит Титыч.
— А это, Николенька, потому как в те годы, что до войны, что после нее, какой только нечисти на нашей земле не водилось, — пояснил он.
— Ишь ты. — Колька тряхнул верхней папкой и чихнул от поднявшейся пыли. — А что, Гитлер и нечисть на службу призывал, что ли? Я думал, что такое только в дешёвых боевиках можно увидеть.
— Нечисть и нежить никто добром служить заставить себе не может — назидательно произнес призрак — Ну, кроме такой же нежити или сильного колдуна. Но колдун ее сможет неволить только до тех пор, пока произнесенное им заклятие держится.
— Значит, Гитлер колдун был! — подытожил Колька. — Я так и знал!
Бум! В голову ему прилетел маленький валенок.
— Правильно, Аникушка. — Тит Титыч меленько засмеялся, как будто монетки рассыпал. — Самый сильный колдун, о котором я слышал, Серендир Валахский, мог сковывать упыря заклятием не более чем на три часа, а уж ему-то сил было не занимать. А ты говоришь — на службу.
— А как же тогда… — Колька потер лоб. — Вернее — почему? Я все еще о сороковых годах.
— Чуют дети темной стороны кровь, тем более великую, всегда чуют. А коли кровь будет — так и им пропитание сыщется. Ох, сколько же тогда мальчиков и девочек из отдела полегло.
Тит Титыч пригорюнился и шмыгнул прозрачным носом.
— Володичка Овсянников, Петя Швец, Роза Мейер, Гриша Стеклов, — всех не перечислишь.
— На войне? — тихо спросил Колька.
— И на ней, да и после нее, — подтвердил Тит Титыч. — Марина Крюгер вот в самом ее конце погибла, а такие, как она, раз в сто лет рождаются. Любые заклинания распутывать и снимать умела, даже посмертные, а это только очень большим талантам под силу. Но вот, не убереглась…
— А что случилось-то?
Странное дело, Колька вдруг почувствовал некое родство с этими людьми, которые ушли из жизни задолго до его рождения, и от которых сейчас остались только имена, да еще документы в этих старых папках на столе. Но он знал, что они были для него своими, даже несмотря на то, что он их никогда не видел.
— В Белоруссию она отправилась, там ведьмак появился очень сильный, на крови помешанный, с ними такое случается иногда. Детишек повадился таскать, за месяц три десятка душ загубил. И поехала-то одна, в отделе не было никого, на нее его и оставили тогда. Я ей говорил — не надо, подожди день-два, ребятки с задания вернутся, да и не дело двери этого дома на замок закрывать, не любит дом-от этого. Но она упрямая была, ей же всего двадцать третий годок шел. Все вы в этом возрасте такие. «Как так?!» — кричит. — «А если ведьмак тем временем еще чего натворит?!». И уехала.
— И? — Колька даже дышал через раз, уставившись на Титыча.
— Ведьмака она, похоже, нашла, детишки потом не пропадали. Но вот сама не убереглась, погибли они все — и сама Мариночка, и два офицера, что с ней были. Сопровождали ее, стало быть. Как потом Житомирскому объяснили (он тогда отделом руководил), на хутор, где они заночевали, набрел отряд каких-то вражин недобитых, они от них до конца отстреливались, но куда там — этих поганцев почти полсотни было. Сначала офицеры погибли, а после Мариночка себя вместе с врагами гранатой подорвала. А может, и не гранатой, может, заклятием каким, она ведь много чего умела, хоть и молодая совсем была.