— Но его брат хорошо над формулой заклинания поработал, — заметила Вика. — Завтра же засяду за него, очень любопытно. И вот еще — почему именно здесь этот прыщавый упырь обосновался, почему не в другом месте или даже не в другом городе?
— Не знаю, — пожал плечами Пал Палыч. — Энергетика, «Амбрелла», память места… Не знаю.
— А с этим дураком что? — спросил Колька.
— А с дураком все, — ответил ему Пал Палыч. — Кстати, вот и Герман.
Герман подошел, протянул оперативнику бумажку и утвердительно кивнул головой.
— Совсем все, — закончил фразу Пал Палыч. — Этим сущностям человека с ума свести всегда в радость. А уж душу призывателя сожрать для них вообще праздник, и как по мне — поделом ему, паскуде. Все равно бы этот гость столицы не угомонился, не здесь пакостил бы, так еще где-нибудь. Или ты считаешь, что мы не правы?
— Нормально все. — Колька сплюнул на снег. — Убит при задержании, обычное дело.
Глава четвертая
«Склиф»
Потом, конечно, Колька о том случае много размышлял — и так его крутил в голове, и эдак. Но по-любому выходило, что правильно все они сделали — и злодея этого Пал Палыч по делу в расход пустил, и он, Колька, все верно сказал. Только в одном он не был уверен — вышло ли бы у него самого сделать ту работу, что выполнил оперативник? Не струхнул бы он в последний момент? Не мог пока Колька себе ответить на этот вопрос, что немного его раздражало. Даже с Тит Титычем своими сомнениями поделился, за последнее время с призраком бывшего сотрудника отдела Колька как-то сдружился.
— Э, Николенька, — протянул Тит Титыч. — Смертоубийство — это такая штука, что никогда наперед не скажешь, сумеешь ты чью-то жизнь забрать или же нет. Если, не приведи Господь, случится у тебя подобная ситуация, то ты мигом поймешь, что делать. Там ведь как? Либо ты человека убей, либо он тебя к ангелам в хор определит. Вот тут-то ты в душе своей выбор и сделаешь, а там как Бог даст. В смысле — кто из вас двоих ловчее да быстрее окажется.
— Да я про другое, Титыч. — Колька посопел немного и продолжил: — Тут ведь Палычу-то ничего не угрожало, он же этого паразита хладнокровно приговорил. Нет, за дело, вопросов нет. Я так думаю, что даже мало этой сволочи досталось. Но вот смог бы я так? Если бы мне приказали?
— Ты Павлушеньку в том возрасте, в котором ты сам сейчас пребываешь, не знал, — хихикнул старичок. — Как сейчас помню — пришел молоденький, глазастый, краснел по любому поводу. У нас тогда такая девушка Эльвира служила, в оперативных чинах пребывала. Ох, огонь-девка была, что ты! И все его подначивала. То пуговку где не надо расстегнет, то место, где чулки заканчиваются, покажет, и всё вроде бы как случайно. Павлушенька и глаза отводил, и краснел…
— И чем дело кончилось? — Колька тоже захихикал, представив всегда собранного и жесткого оперативника робким и смущающимся юношей.
— А потом Эльвиру эту гуль порвал, — буднично сказал Тит Титыч. — Где-то в Кунцево, в складской зоне. Кто-то его контрабандой в Первопрестольную привез, так и не докопались потом кто, хотя землю носом рыли. Ох, как он ее постругал, когти-то у этой твари будь здоров какие, что ножи. Да ты же, поди, в справочнике фото его сам видел. Паша гуля упокоил, сжег, как полагается, а после тело Эльвиры в машине привез. Вот за то время, что от Кунцево до нашего дома ехал, он из юноши мужчиной и стал. Видно, много чего передумал, много чего понял.
— Дорогая наука, — задумчиво сказал Колька. — Уж очень недешево ему это становление далось.
— Дай-то Бог, Николенька, чтобы твое взросление дешевле вышло. — Тит Титыч перекрестил Кольку. — Я-то только рад тому буду.
Во дворе послышался шум, хлопнула дверь машины.
— Опять этот генерал приехал. — Тит Титыч скривился, будто гнилой орех раскусил. — Попомни мои слова, Николенька — много нам через него неприятностей будет, плохой он человек.
— Генералы хорошими не бывают, — философски ответил призраку Колька и вскочил с места, вытянувшись по стойке «смирно». И причина тому имелась.
Когда генерал-майор Илюшкин приехал в отдел в прошлый раз, Колька, привыкший к определенной демократии и по этой причине порядочно избаловавшийся, при виде данного армейского чина даже не подумал встать со своего места, чем его невероятно взбеленил.