— Мэрион.
— Эл, — мягким голосом объясняет женщина, — ты умер. Ты умер в кругу скорбящих родственников. Они тебя очень любили, они лили по тебе слёзы. Похороны «куклы» состоятся через несколько дней, но, к сожалению, своими глазами ты их увидеть не сможешь. Теперь ты мёртв, а это — посмертие.
— Мэрион. Хатчинсон. — Марнесс чувствует, как золотом разливается по его костям чудодейственное средство.
Теперь она Уилер, но не поправляет его.
— Когда ты подал в отставку, Эл, мы сделали для тебя всё то же, что и для других отставников; всё то же, на что мы соглашаемся, когда подписываемся на эту работу. Мы дали тебе лекарство, от которого ты забыл. Ты вышел вон в последний раз, и всё, что ты сделал для нас — огромный багаж дел, множество спасённых жизней — вылетело в трубу, а твоя легенда перекрыла прошедшие годы и стала реальностью. Именно поэтому ты, находясь на пенсии, верил, что раньше возглавлял отдел в ФБР. Ты хотел именно этого, мы этого хотели, и на этом мы условились.
— Но ты и только ты согласился ещё на одно условие. И, наверное, ты сейчас вспоминаешь, какое именно. Я ввела тебе сыворотку, которая мощно поворачивает процесс старения вспять, и влияет на всё — на органы, на ткани, на память. Скоро ты до неё доберёшься. Вспомнил?
— Да, — вспоминая, квакает Марнесс. Голова у него идёт кругом.
— Ты завещал нам последние двенадцать часов своей жизни. Ты просил полноценной, счастливой и, бесспорно, заслуженной отставки… но в последний день тебе придётся поработать на нас из-за одного особенного дела. Вот договор, заверен твоей подписью, видишь? Рядом — моя, я была свидетелем.
— Да.
— Ты помнишь, кто ты такой?
— Доктор Лин Патрик Марнесс, сотрудник Фонда, — отвечает он. — Основатель отдела антимеметики.
Уилер облегчённо улыбается. Приятно снова его видеть.
— Нам нужно, чтобы ты кое-что вспомнил, — поясняет она. — Вспомнил то, что не помнит больше ни один человек на свете; то, что зарыто так глубоко, что невозможно это извлечь, не убив тебя. Поэтому этим днём мы так и поступим. Извлечём эти воспоминания, а как закончим, тогда придёт твоя смерть.
Марнесс уже дошёл по обратному пути до того момента, когда он сам запустил этот механизм. Во всех подробностях он вспоминает тайну, необъяснимые белые пятна, до которых не добраться без риска для жизни с помощью любых химических или физических способов. Он вспоминает, как отложил эту задачу до сегодняшнего дня.
— Что случилось в 1976 году? — спрашивает Уилер.
Марнесс садится прямо. Его кожа разглаживается, дыхание становится более глубоким и ровным.
Его мозг словно разъедает червоточина, делит его напополам так, что глаза видят разные промежутки времени. Правым глазом он видит озеро, видит лодку, на которой умирает, левым — множество до боли знакомых образов, лиц и мест. Барт Хьюз с его ухмылкой, толстыми очками и детским лицом, похожий на ребёнка, надевшего униформу научного сотрудника Фонда; первая команда Зоны 48, замечательные технари, но препоганые игроки в софтбол; молодая Мэрион с нервами как стальные канаты и умом лазерной остроты; пиджаки, халаты, оперативники МОГ. И повсюду — бесчисленные документы и тонны порядковых номеров.
Он начинает свой рассказ.
В 1976 году он основал отдел. Всю идею он отшлифовал за одну блистательную неделю, выковал научные основы и получил первый химически чистый мнестик с помощью троицы лично отобранных помощников, первых научных сотрудников отдела антимеметики. До этого ни о каких антимеметических объектах никто не знал — вся операция была предпринята наугад — и тем не менее, группа сразу же наткнулась на золотое дно. Пассивные информационные чёрные дыры, активные хищные инфоядные, незапоминающиеся черви, покрывающие кожу человека, словно пылевые клещики… заразные дурные вести, секреты, хранящие сами себя, живые убийства, китайские кварталы.
Уилер задаётся вопросом, а нет ли в голове Марнесса какого-нибудь более серьёзного изъяна. В его изложении события выглядят безнадёжно романтичными. По опыту Уилер, никто не вспоминает о Фондовской работе с теплотой.
— Но всё произошло так быстро, — говорит Марнесс. — Для разработки условий содержания требуется время, больше времени, чем это занимало у меня. Фонд в целом приобретает за год около десятка новых объектов. Я же один нашёл столько же за какой-то год. Было слишком легко. Как будто я всё это уже знал, просто вспоминал заново.
— А потом… как-то раз я понял, что ничего не помню о своей жизни до Отдела. Я знал, что не один десяток лет прослужил в Фонде оперативником, именно на этой работе я получил «добро» на создание своего отдела, но на этом всё. Словно стена в мозгу, и даже мнестики за неё не пробивались. Я пошёл в архив документов, отыскал своё личное дело, и…