Мудрёным зигзагом он добирается до первого этажа. На пути никто не мешает, за служебным входом никто не следит. Адам приоткрывает дверь.
Пока шёл концерт, солнце успело зайти. За концертным залом — переулок с жёлтыми фонарями, погрузочной платформой и парой бесхозных грузовиков. Переулок выходит на главную дорогу, битком набитую стоящими машинами. Некоторые из этих машин — такси, но ни в одном нет пассажиров, и почти у всех открыты двери. По улицам бредут исполинские мрачные силуэты, такие тёмные и узкие, что Уилер их даже не замечает. Где-то вдали на той же дороге раздаётся гротескный, жуткий крик множества человеческих ртов. Но другой дороги нет.
«Оно везде» — говорит последний осколок здравого смысла. «Не только в концертном зале. Повсюду.»
Адам крадётся к главной дороге. Кто-то — очередной человек, тело которого заняли — выглядывает из-за угла, указывает на Уилера и кричит непонятные слова, подзывая остальных. Уилер замирает. Уже через секунду на него со стороны дороги надвигаются десять или одиннадцать не-людей. Двое из них несут обмякшее, изломанное тело — это человек, нормальный человек, как и он сам. Осознание шокирует Уилера. Плотная зимняя куртка их жертвы расстёгнута, верхняя одежда пропиталась красным. Когда несущие тело не-люди замечают Уилера, они резко отбрасывают человека на улицу. Тот бьётся о колесо автомобиля и оседает грудой. Падает лицом вниз, кряхтит от боли, набирает воздуха в лёгкие, издаёт нечеловеческий, болезненный крик и только потом затихает. И больше не шевелится. Не-люди не обращают на него внимания.
Уилер слышит, как за спиной распахивается дверь служебного входа. Оглянуться невозможно, не хватает храбрости.
«Так не может быть,» — говорит последний осколок. «Это возможно, да, существует то, что может сотворить с миром подобное. Но так не бывает. Есть те, чей долг — защищать нас от этого. Мы должны быть под защитой.»
«Кто-то не даёт этому случиться. Кто-то встаёт на пути. В последний момент.»
Но последний момент был год назад. И она умерла.
Мэрион.
О Боже.
— Помогите, — произносит он, ни к кому не обращаясь.
В животе возникает чувство невесомости. Гравитация будто встаёт дыбом и швыряет его в протянутые руки не-людей. Ему не дают пошевелиться. Некоторое время они обсуждают, что исправлять — глаза или пальцы. Пока это не началось, он думает с надеждой: «Может, это будет получше, чем то, что сейчас».
Ará Orún
Нет, не будет.
Они прижимают его к земле, выпрямляя его левую руку, заставляя раскрыть кулак, чтобы добраться до указательного пальца. Ужасная мысль стучится в дверь его разума, требуя, чтобы её впустили. Она дурна, форма её ужасна, огромна и покрыта ядом, он знает что, если впустит её, то она затопит всё, чем он является, заполнив его обитель до отказа грязью и битым стеклом. Она хочет утопить его в себе, он знает, что она заменит его собой. Он знает, что весь остальной мир и все окружающие его люди уже захвачены, но он держится, он упорствует до последнего, пока один из людей, прижимающих его, не достает зубило подавляя все остальное Да, он говорит, да, и распахивает дверь,