И никого вокруг.
Уилер прочищает горло и обращается в пространство так громко, насколько хватает смелости.
— Есть здесь … доктор Бартоломью Хьюз?
Ничего не происходит. По-прежнему ревут вентиляторы. По-прежнему вздымается и опускается организм.
Уилер немного повышает голос.
— Я ищу машину под названием…
Организм просыпается.
— «усилитель нереальности?»
Существо поворачивается, поднимая в «чашке» такие волны жижи, что немного перехлёстывает через стену. Организм подтягивается к стене. Чем больше его тела появляется над краем, тем очевиднее становится, что в плане анатомии он не разнообразнее, чем казалось на первый взгляд. Не считая кургузых плавников, это сплошной, почти шарообразный, комок биомассы. Кажется, что он безглазо таращится на Уилера.
Уилер приходит к выводу, что здесь ему больше быть не хочется. Он поворачивается, чтобы выйти из бункера, но дверь, как оказалось, успела закрыться у него за спиной, так же беззвучно, как и открывалась.
— А.
Панель управления шлюзом находится сбоку. Уилер быстрым шагом, не срываясь на бег, чтобы не привлекать внимания резкими движениями, подходит к пульту и в очередной раз достаёт краденую карточку доступа. Провести ею по считывателю Уилеру не даёт волокнистая красная паутина, вылетевшая из ниоткуда и захлестнувшая его запястье.
Мгновение-другое Уилер дёргается, но высвободить руку не получается — паутина липкая и жутко твёрдая, словно под ней есть кости. Хватка непоколебимая. Он оглядывается назад, но не успевает как следует рассмотреть, из какого места на теле организма выхлестнула эта паутина. Организм уже открыл глаз — всего один, десятки метров в диаметре. Должно быть, он занимает немалую часть всего объёма тела. Радужка ярко-розовая, а в ней — четыре колоссальных чёрных зрачка.
Голос существа не слышится в привычном понимании. Он доходит до головы Уилера как исступляющий белый шум, как комариный писк в режиме стерео.
ЕСТЬ ЛИ У ТЕБЯ
— Есть что?
НЕТ ДОКТОРА. НЕТ МАШИНЫ
Вылетает ещё одна нить паутины, потоньше. Хватается за пропуск в руке Уилера и аккуратно выдёргивает его из пальцев. Нить сокращается и держит пропуск перед глазом организма.
УИЛЕР
— А, — говорит Адам. — Да, тут что-то вроде совпадения…
Нить напрягается и поднимает Уилера за руку в воздух. Он бесполезно болтается, едва разбирая, что творится. Взгляд застилает что-то ярко-розовое, а потом Уилер с воплем вонзается в самый большой из четырёх зрачков Барта Хьюза.
Когда он забрался в бункер, там никого не было. Коллеги куда-то подевались. Ему пришлось счесть их мёртвыми. И, по редкой для себя непредусмотрительности, он позабыл отгрызть один из пальцев своего человеческого тела, прежде чем сбежать с места перестрелки. Не имея при себе образцов человеческой ткани, он был лишён возможности склонировать себе тело на замену. Он понял, что ситуация безвыходная.
Уилер говорила ему, что ради защиты дела Фонда ему придётся пожертвовать почти всем, что составляет его жизнь, а то и не «почти». Рассудком он и сам это всегда понимал, так что её слова были лишь напоминанием. Но такого он был неспособен представить. Да если бы и был, никакая фантазия не подсказала бы ему, каково испытывать такое непосредственно. Несколько раз он едва не опустил руки. Дисморфическое расстройство само по себе едва не свело его в могилу.
Но. У него был долг. Задача требовала решения.
В теле трутня он грыз эту задачу год. Разработал для себя инструменты, компьютерную периферию и письменные принадлежности для коротеньких, но весьма подвижных ложноножек. Построил миниатюрные аналоги кресел и прочей мебели. Разработал маленькую жизнь для себя лично. План упражнений. Даже какие-то хобби. Спал он в ёмкостях с питательной жижей.
Ещё до конца первого месяца он, к своему удовольствию, доказал, что искомый контр-мем существует за пределами понимания людского интеллекта. От контакта с ним у человека в переносном смысле вспыхнул бы разум; вполне возможно, что физическое тело занялось бы огнём в прямом смысле, до того активной была бы реакция на стопроцентную и неисправимую неправильность всех аспектов вселенной вокруг него. Чтобы создать контр-мем ему потребовалось бы начать с человека в качестве носителя «одноклеточной» базовой идеи и усилить эту идею искусственным путём, с помощью машины.