А затем, на протяжении двух лет, он пустует. Он — костюм, натянутый на рваную дыру с неровными краями. А ещё там есть Мэрион, которая спокойно выдирает себя из его жизни, и его — из своей. А дальше — несколько часов до того момента, худшего из всех. В те часы приходит тяжкое понимание того, что она больше не знает, кто он такой.
И наконец — двое суток до того момента. На дворе октябрь, предрассветный час, 06:15 утра и холод пробирает до костей. Мэрион стоит у двери машины, собирается ехать на работу, но её отвлекли каким-то важным звонком по работе, и Адам медлит на пороге, провожая жену. Сегодня вечером и следующим вечером у него тоже будет командировка, так что в следующий раз они увидятся только…
Следующего раза не будет. Это всё.
Он упирается каблуками, с усилием тормозя регрессию памяти.
— Мэрион! — зовёт он.
Она убирает телефон. Поворачивается.
Это она, вся, целиком. Именно такой он её помнит. Она и есть образ в памяти, сияющий и обожаемый. Она улыбается ему, и улыбка длится смехотворно долго.
— Теперь понимаешь? — спрашивает она.
— Почему ты держала меня подальше от всего этого? Понимаю. — Он подходит к ней, они целуются, это идеальный, классический момент, это вся полнота того, что они оба помнят. Он крепко её обнимает, она стискивает его в ответ, разница в росте так же очевидна, как и всегда. Он шмыгает носом.
— Помотала тебя жизнь, — заявляет она. Простой факт.
— Ты была мне нужна, — говорит он. — Я даже не представлял, насколько необходима. Мне не нужна была твоя помощь, мне просто надо было дать тебе делать дело и не мешаться под руками. Мэрион, твоя работа — полный бред. Я на сто процентов понимаю, почему ты так долго не пускала меня в эту половину своей жизни. И больше никогда тебя на эту тему не буду спрашивать.
Она поднимает голову, смотрит на него. Похоже, она собирается что-то сказать, но боль в мозгу Адама снова даёт о себе знать, и ему приходится ослабить хватку. Боль ломится вперёд, внутрь глазниц. Регрессия опять ускоряется. На него потоком несутся разные воспоминания из всех периодов его жизни, и поток этот становится сильнее, не даёт связно мыслить. Но всё же Мэрион — часть большинства его воспоминаний. Не постоянная — за прошедшие годы она не стояла на месте — но проходящая в них красной нитью. Он фокусируется на ней.
— Мало времени, чтобы ввести тебя в курс дела, — с трудом произносит он. — Это всё не настоящее. Сейчас мы оба делим разум Барта Хьюза. Я не знаю, сколько тебе известно…
— Есть (анти)меметический монстр под названием SCP-3125, — говорит она. — Он убил меня, весь Отдел и весь Фонд, а сейчас он занимает всю нашу реальность. Портит людей. Хуже него не было ничего и никогда. Никого другого не осталось, а ты не можешь его остановить. Ты и посмотреть на него не в силах. Хьюзу нужна идея, чтобы он мог её усилить, так что ты принял смертельную дозу биохимического мнестика, чтобы должным образом меня овеществить, потому как я — лучшая из идей, на которые ты был способен. Годится такое описание?
Адам с огромным облегчением слабо ухмыляется в ответ. Жена в своём фирменном духе быстро во всём разобралась.
— Более-менее. До чего нелепые времена настали.
Она отходит на шаг назад от него. Смотрит на него, потом на себя, потом — на их умозрительную сценку. Восходит Солнце, вокруг постепенно светлеет.
Она смотрит «наверх», на невообразимо громадный мемокомплекс, который ей предстоит убить. В его разверстой пасти заживо горят все люди, все их дела, мысли и всё, что они представляли собой. В немалой степени SCP-3125 состоит из лжи о том, что SCP-3125 неизбежен и неразрушим.
Но всё же это ложь.
Теперь она это чувствует. Самой своей сутью она понимает, что она нереальна; ожившее воспоминание, идеал, отвлечённое понятие. Несколько мгновений назад, когда её существование только началось, она была по большей части реалистичной, но сейчас её постепенно освобождают от идеалов и сложностей. Она видит форму комплекса идей, который конструирует вокруг неё Хьюз. Выглядит знакомо. Выглядит как сильно переработанный срез концепции самого Фонда. Как минимум — благороднейших намерений и достижений самого Фонда. Величайший смысл его существования: ради защиты людей. Поглощать все ужасы, держать в узде и понимать, и не выпускать, чтобы людям не нужно было бояться.