Ульф опустил взгляд.
Анна не сводила с него глаз.
– Ты только что о Саге подумал, – сказала она. – Ладно тебе, не отпирайся.
Он поднял глаза и улыбнулся:
– Наверное, да.
Сагой звали их коллегу, занимавшуюся финансовыми преступлениями. У нее были проблемы с распределением веса.
– Не понимаю, как она в кресло влезает, – сказала Анна. – Но, наверное, я не должна думать о подобного рода вещах. Это ведь не принято, да? Мы обязаны игнорировать чужие задницы.
Ульф пожал плечами. Как можно игнорировать нечто настолько фундаментальное?
– Этот Хампус, – сказал он, – очень маленького роста, как сказал мне Блумквист. Он – лилипут.
Анна подняла бровь:
– Лилипут? Так разве можно говорить?
Ульф ответил, что он не знает.
– Может, надежнее будет говорить «человек очень низкого роста». Не хотелось бы отзываться о ком-то уничижительно.
– Да, наверное, так будет лучше, – отозвалась Анна. – Попробуй только использовать в рапорте не то слово, тебе дадут по пальцам линейкой. Так, значит, он не карлик, да?
– Нет, насколько я понимаю, – ответил Ульф. – Спросил у Блумквиста, и тот сказал, что, как ему кажется, у карликов неправильные пропорции. В отличие от лилипутов – то есть, я хотел сказать, людей очень низкого роста. Они просто маленькие, но в остальном выглядят нормально.
Анна нахмурилась:
– Не знаю, можно ли тут употреблять слово «нормально». Может, лучше говорить «как человек в среднем». Никто не обидится, если ему сказать, что он не похож на среднего человека.
Они немного помолчали. Анна отпила еще глоток кофе; Ульф глядел в окно. Мимо шел человек в шляпе, надвинутой на глаза, с поднятым воротником. Когда он проходил мимо, то посмотрел в окно и их с Ульфом глаза встретились. Оба отвели взгляд.
– Должен сказать, – продолжил Ульф, – что я нахожу это немного странным. Подумать только, человек исключительно маленького роста – хозяин танцевальной студии. Блумквист говорит, он танцует с учениками. Трудно поверить.
– Чему тут удивляться, – ответила Анна. – Вполне естественно, что хозяин танцевальной студии – учитель танцев.
– Да, но ты только себе представь. Что, если ученица – человек нормального… то есть, я хотел сказать, среднего роста? Хампусу, должно быть, непросто танцевать с дамой, которая гораздо выше его самого? Как он, например, будет класть ей руку на плечи?
Анна покачала головой:
– Да, наверное, ему непросто приходится.
– Очень может быть, – согласился Ульф. – Но это, в общем-то, не наша проблема. Настоящий вопрос вот в чем: может ли этот Хампус быть тем самым человеком очень маленького роста, который ударил Мальте ножом под коленку? Я бы сказал, вопрос в этом.
– Я бы тоже так сказала, – согласилась Анна. Она посмотрела на часы. – Нам бы уже пора на работу; Карл, наверное, пришел уже пару часов назад и сидит там совсем один.
Ульф принялся собираться.
– Прошлым вечером видел по телевизору его отца.
Анна представила себе Ульфа, одного, у себя в квартире, как он смотрит передачу про моральные дилеммы.
– Он говорил про то, насколько это этично – критиковать чужой образ жизни.
Анна взяла со стола свой недопитый кофе.
– То есть?
– О, веганы, например, требуют от школ, чтобы те прекратили держать в классах животных. Ну, знаешь, там, морских свинок, хомячков и тому подобное. В школах, бывает, устраивают живые уголки.
– Да, – ответила Анна. – Когда девочки были помладше, у них в классе держали морскую свинку. Чепуха какая-то, можно подумать, дети собираются есть этих зверушек. Так где у этих веганов собака зарыта?
Ульф улыбнулся:
– Они говорят, что таким образом в детские умы внедряются скотоводческие идеи.
– Да неужели! – взорвалась Анна. – У них вообще есть чувство меры?
Ульф не ответил. Он думал о том, что кто-то наверняка осудит его, Ульфа, за то, что он держит у себя Мартена. А если так, то что он, предположительно, должен сделать с собакой? Отпустить на волю?
Но Анна пока не готова была закрыть тему живых уголков.
– Морскую свинку, которую девочки держали в классе, звали Уолтер. По выходным ребята по очереди брали Уолтера к себе домой. Но потом его сожрала чья-то собака.
Ульф присвистнул.
– Какое несчастье.
– Да. Но что сказал на этот счет отец Карла?
– Сказал, это зависит от конкретной ситуации, – ответил Ульф. – Этим своим фантастическим голосом. И все как один принялись кивать. Стоит только ему открыть рот, а все вокруг уже кивают. Это поразительно.
Они вышли из кафе и пересекли улицу, направляясь к передней двери их учреждения. Эрик как раз тоже только что пришел на работу; он кивнул им в знак приветствия. Ульф заметил у него под мышкой свернутый в трубочку журнал, уж наверняка посвященный рыбалке, с фотографиями спиннингов, поплавков и прочей рыболовной параферналии – всего того, что делало жизнь Эрика терпимой, того, что было его надеждой и опорой. Ульф подумал о профессоре Хольгерссоне: что бы тот сказал о подобном образе жизни. Или что бы сказал Кьеркегор, если уж на то пошло. Он подозревал, что они оба это одобрили бы: простая, непритязательная жизнь, лишенная претенциозности и притворства, – чего нельзя сказать о многих других, гораздо более утонченных и изысканных существованиях.