- Паша, я что-то боюсь куда то идти… - прошептала Филатова, и я понимающе кивнул.
- Скажи, Марина, а жена этого…- я кивнул головой на «зубастого»: - Чего вообще хочет?
- Да чтобы сгинул он поскорее, чего она может хотеть…
- То есть, если он уедет надолго в тайгу, она возражать не будет?
- Да она, если мы его куда отправим подальше, за нас свечи в храме ставить будет…
- Отлично. Тогда добеги до нее, это же рядом со всем, пусть она в «опороник» сбегает или до ближайшего телефона добежит и наряд сюда вызовет, а лучше опергруппу, скажет, что нападение на сотрудников, с использованием оружия. Если что, кричи. Я этих застрелю и к тебе на помощь прибегу… Кстати, а почему ты не кричала?
- Да я вообще считала, что ты за мной идешь. К этим подошла, они в лодке возились, и говорю – гражданин Андрейченко, мне надо вас допросить… А этот Андрейченко, с лодки спрыгнул, ко мне подошел, по сторонам огляделся и хвать меня за горло, и второму говорит – «Сколько мечтал ментовскую сучку в очко поиметь. Давай, Андрюха, ее на середину реки отвезем, поиграемся с ней в сласть, а потом на берег вернем…» Второй что-то этому зашептал, не слышала я, что. А этот, Андрейченко заржал и отвечает – «Да кому она расскажет? Она за замужем, хоть слово скажет, всю жизнь себе поломает. Будет молчать, зато конец мой с «шарами» до конца дней своих помнить будет. Будешь же, сука? – и шею мне жмет. А я ни крикнуть не могу, ни оглянуться, только понимаю, что тебя рядом нет. Как в лодке оказалась, я даже вспомнить не могу, а потом вижу ты из кустов вышел, нас увидел и к воде побежал, так я от радости чуть сознание не потеряла. А ты где был?
- Марин, стремно признаться, но, возле машины в чьё-то гавно наступил, тебе крикнул, чтобы ты остановилась, а ты, как шла, так и шла. Ну я пока подошву очистил, на берег вышел, а ты оказывается, на речную прогулку с мальчиками собралась.
Лицо коллеги приняло обиженное выражение, как я понял, женщина юмор принимать пока не может, поэтому я заторопил ее за подмогой, к дому главного злодея, Андрейченко.
К моему удивлению, жуликов вечером задержали обоих - прокурор дал согласие, и молчаливый бугай, на пару с понявшим серьезность ситуации Андрейченко, который продолжал твердить, что «дознаватель сама в лодку села», поехали в изолятор временного содержания. Следующий день я принимал поздравления и похвалы от сотоварищей, особенно от женской половину РОВД – Марина, избежавшая «экскурсии» по водной глади, с удовольствием рассказывала о том, чего ей удалось избежать, причем фантазия женщины становилась все более изощренной, так что к вечеру злодеи превратились в каких-то монстров из порностудии «Браззерс», готовых унизить женщину во все девять отверстий. А вечером меня пригласили на «корпоратив» нашего отдела. Девчонки подсуетились и «арендовали» до утра у оперов первой зоны их кабинет, как самый просторный в РОВД. Гулянка началась около шести часов вечера – в кабинет заходили все желающие, выпивали, поздравляя меня и Марину с благополучным окончанием истории, после чего кто-то уходил, приходил кто-то новый. Батарея бутылок на столе казалось бесконечной, водка, старка и ликеры вливались в меня, как вода, пока сознание не стало носить фрагментарный характер. Самым ярким пятном была картинка, что мы с Мариной Филатовой стоим в темноте подвала, у двери моего кабинета, который я пытаюсь открыть, а Марина одновременно расстегивает мою и свою рубашку, белее в темноте кружевным лифчиком.
Я проснулся от того, что не чувствовал руку. С трудом разлепив глаза, долго не мог ничего понять, пока не сообразил, что перед моим лицом лежит пышная копна светло-золотистых кудрей. Приложив усилие, я сумел вытащить онемевшую руку из-под головы обнаженной женщины, лежащей рядом со мной на разложенном диване в кабинете первой оперативной зоны. К моему удивлению, судя по спине и попе, рядом со мной лежала, отвернувшись к стене, не Марина Филатова, у Марины все было попышнее. Я, стараясь не трясти головой, встал на четвереньки и сполз с дивана, долго всматривался в часы над дверью, пока не понял, что черные стрелки показывают половину шестого утра. Побродив по кабинету, осмотрев кучу пустых бутылок, я нашел на подоконнике двухлитровую банке, наполненную наполовину рассолом, где плавал одинокий, сморщенный огурец. Я припал к банке, отпив примерно половину, с трудом оторвался и пошел будить свою соседку. На диване спала Леночка Хвостова, мирно отвернувшись к стене и подложив ладошки под голову. Выглядело это настолько трогательно, что я решил дать барышне немного поспать, накрыл ее чьей-то форменной курткой, а сам, поставив на подоконник настольную лампу и отвернув ее к окну, чтобы свет не мешал спать моей соседке, начал приводить кабинет в порядок. Когда в шесть часов утра за окном раздалось ритмичное шуршание, я открыл одну из створок окна.