- Вуаля! – сказал он, широким жестом обводя аскетично убранную квартиру.
- Что – «вуаля»? – не понял Ярослав. Экстрасенсорные способности, кажется, решили взять отпуск.
- Квартира это твоя теперь, вот что, - добродушно рассмеялся Валуйский. – Живи и радуйся. Вернее, живи сколько захочется, а вот радоваться можешь ровно до завтрашнего утра – потом прискачет Николай Васильевич с двумя новыми делами, раз уж у нас теперь экстрасенсов целых четыре человека. Вот. Советую отоспаться.
- Н-да, - хмыкнул Краснов. – Вот она начинается, Совсем Другая Жизнь.
- Что? – не понял Валуйский.
- Да так, вспомнилось, - отмахнулся Краснов. – Не бери в голову.
Эпилог
Письмо пришло через четыре дня, к вечеру. Уже перебралась в Москву Марина, как-то в одночасье разменяв своё жилье в Градовске. Уже закончили, наконец, ремонт в многострадальном офисе, и отдел "Т.О.Р." обживал новое помещение. Уже успели даже раскрыть еще одно дело – силами Али Сочиной единолично: расспросив дух погибшего, она без проблем указала, где найти его останки. Градовские события постепенно отступали в небытие, становясь лишь папкой в архиве. Первой папкой, самой почетной и памятной, конечно – но всего лишь одной из многих, которым еще только предстояло появиться.
Письмо свалилось Краснову на электронную почту, когда он уже готовился ложиться спать в своей новой квартире в Кузьминках, к которой он всё никак не мог привыкнуть. Если совсем честно, точно так же коренной сибиряк Краснов не мог привыкнуть и ко всей Москве целиком.
Адрес был ему не знаком, но сердце вдруг сделало в груди головокружительный пируэт вместо обычного удара. В письме содержались какие-то новости, невероятно важные лично для него. Он чувствовал это так же отчетливо, как магнитная стрелка чувствует север. Компьютер предательски долго тормозил, открывая письмо, и он обратил внимание, что у него дрожат руки. Черт возьми, да что же там такое?
«Здравствуйте, Ярослав Олегович!
Меня зовут Екатерина Первухина, я жена – вернее, уже вдова – капитана полиции Константина Первухина из Градовска. Мы виделись с Вами и Вашими коллегами буквально на днях. Ваш электронный адрес Вы сообщили Максиму Баламушину, когда уезжали, а он, в свою очередь, передал его мне, когда я искала, как с вами связаться.
Как вы, наверное, уже поняли, произошли трагические события. Вечером того же дня, как вы уехали в Москву, у Кости остановилось сердце. Врачи диагностировали закупорку артерии оторвавшимся тромбом. Сергей Николаевич предупреждал меня, чтобы он обязательно проверился у кардиолога, но никуда сходить мы так и не успели – слишком быстро всё случилось…
Непереносимо больно еще раз вспоминать и пересказывать всё это, конечно, но пишу я Вам не просто так. Одна странная и зловещая деталь бередит мне сердце. Я понятия не имею, что всё это значит, но Вам, возможно, она скажет больше, чем мне.
Вечером того дня Костя был сам не свой. Ему было явно плохо – возможно, тромб отцеплялся не разом, а постепенно, я не знаю, как это бывает. Но ему явно было больно и тягостно.
Он сидел в кухне, на табуретке, привалившись к стене. Пот лился с него градом и даже капал с табуретки. Сначала я подумала, что он сильно пьян – так странно он сидел и выглядел. А потом я поняла, что ему плохо, и всерьез обеспокоилась.
«Как ты себя чувствуешь? Может, вызвать врача?» - спросила я.
«Не надо, Кать. От этого врач не поможет» - тихо-тихо, почти шепотом сказал он, и я вновь заподозрила, что он пьян. Но никаким алкоголем от него не пахло.
«Что с тобой?» - уже совсем забеспокоилась я.
«Я у тебя плохой муж» - сказал он. «Взялся работать на таких людей, и так их подвел. Но, с другой стороны – не сделал подлости. Может, в рай пустят…»
«Какой рай, ты о чем?» - тут я замахала руками. «Совсем крышей двинулся со своими рабочими интригами?»
А он поднял на меня влажные глаза и так же без выражения сообщил: «Я сегодня умру, Кать».
И пока я думала, кого вызвать первым, «Скорую» или «Психиатрическую», он ушел в спальню и лег на кровать. И умер – где-то через десять минут.
Всё это можно было бы списать на предсмертный бред, конечно. Однако через день я разбирала его вещи, в том числе мобильный телефон. Так вот, в сообщениях на его телефоне последней входящей СМС была такая (цитирую дословно): «Ты очень подвел нас. Эта женщина должна была умереть сегодня, от этого многое зависело. А ты позволил вмешаться совсем неопытному Защитнику. Контракт считаем разорванным ввиду неисполнения одной из сторон – тобой - условий договора. Прощай. D.» И вместо номера, с которого пришло СМС – «Нет номера».
Ровно через час после ее получения он умер.
Вы что-нибудь понимаете, Ярослав Олегович?»
- Не вполне, - вслух ответил Краснов. Сон у него как-то резко отшибло.
Женщина, что должна была умереть. Первухин, помнится, запротестовал, когда он рванулся защищать Марину. Защищать… Так стало быть, он всё-таки – Защитник? Кого, от кого? Кроме того, судя по всему, у него появились могущественные враги, скрывающиеся под псевдонимом «D.»
- Всё страньше и страньше, - резюмировал он. – Ну что ж, попробуем прожить и с этим.
Накрывшись одеялом, он всё же постарался заснуть. Завтра рано вставать. Дел у отдела "Т.О.Р." прибывало с каждым днем.
Иван Бушман
«Отдел «Т.О.Р.», вторая серия
Дело одержимого убийцы
Глава 1.
Сентябрь в этом году выдался на редкость теплым, словно извиняясь за нежаркое дождливое лето. Настоящая благодать: дневная температура около двадцати, ласковое теплое солнышко... В суетливой Москве, впрочем, до этого почти никому не было дела — Moscow, как поется в известной песне, «never sleeps»: ночью веселится, днем работает, так что обращать внимание на погоду и природу некогда. А зря. Этот бы офисный планктон да в тайгу осенью, когда от буйства красок разбегаются глаза и сбоит дыхание...
Пробка окончательно застопорилась. Краснов усмехнулся, чуть поддал газу и поехал между рядами, следя, чтобы никого не зацепить. Мотоцикл он купил с первой же зарплаты, еще в начале лета — никаким другим способом передвигаться по здешним пробкам не хотелось. Метро Ярослав не любил: телепату там приходилось нелегко. В подземных туннелях и коридорах мысли приобретали особенное, сложно объяснимое словами липкое «эхо», способное годами метаться от стены к стене. Это «эхо» скапливалось в какое-то мертвое, но пугающе осмысленное поле. Спускаться в метро означало погружаться в какофонию мертвых голосов, чувств и образов, ощущать их ежесекундно, и наружу Краснов едва выходил, обливаясь потом и держась за стену. В общем, не любил он метро.
Впрочем, и на поверхности экстрасенсу приходилось нелегко — в Москве, на его вкус, было всё же слишком людно. Краснову постоянно приходилось обновлять и поддерживать «ментальный щит», чтобы не цеплять на себя разнообразный негатив, так и сыпавшийся со всех сторон.
Например, сейчас, обогнав километровую пробку между рядами, можно было восстанавливать «щит» с нуля: столько отборно нехорошего пожелали ему вынужденные мариноваться в своих железных банках водители. Ну да чего, в первый раз, что ли...
Бормоча наизусть мантру и визуализируя «щит», он сам не заметил, как добрался до офиса отдела «Т.О.Р.» - или, как они его называли между собой, «базы». Настроение держалось отчего-то не под стать погоде — пакостное. И дело было не в подцепленном от несчастных водителей негативе - это-то привычно, «бодрящая» ежеутренняя порция проклятий, напоминающая, на каком свете живешь. Нет, что-то еще. Что-то... надвигалось? Да, именно так. И, кажется, это что-то - большое и тревожное, как иссиня-черная грозовая туча на горизонте.
Он припарковал мотоцикл и пошел в офис, двигаясь на автомате и прислушиваясь к постепенно формировавшемуся предчувствию. Предчувствию надвигающейся Большой Заварушки. Давно не было таких поганых ощущений, право слово, с самого письма вдовы следователя Первухина в конце мая... Внутри что-то отозвалось, словно неведомая струна подстроилась под камертон, и он понял — то, во что им предстоит ввязаться, связано с тем делом.