Для общественности – в частности, черной, – ранение Джа-Вана Макги стало долгожданной победой над департаментом, много поколений обесценивавшим черную жизнь. Можно сказать, вот что неизбежно бывает, когда зло покрывают слишком долго. Никого не волновало, что конкретно Скотт Маккаун – не дилетант и не расист; в Балтиморском, как и в любом другом полицейском департаменте по всей стране, за грехи отцов пришлось расплачиваться детям.
Копам на улицах, что белым, что черным, происшествие с Макги неоспоримо доказало, что отныне они сами по себе, больше система их не защищает. Чтобы сохранить авторитет, департаменту придется избавляться не только от тех, кто поддерживает и применяет жестокость, но и от тех, кто во внезапный страшный момент принимает всего одно неверное решение. Если выстрел оправданный, тебя прикроют, – правда, в Балтиморе теперь даже самое правильное применение силы не проходит без того, чтобы кто-нибудь и где-нибудь не вышел перед камерами и не заявил, что полиция безнаказанно убивает людей. Да и если выстрел – на грани, тебя, скорее всего, тоже прикроют – при условии, что ты умеешь писать рапорты. Но если выстрел не оправданный – ты уже никому не нужен.
Для департамента и самого города последствия были предсказуемыми и неизбежными. И теперь каждый коп, знающий недавнюю историю, смотрит на дело Монро-стрит и видит в нем бастарда той трагедии в закусочной на восточной стороне. Может, Джона Скотта убила полиция, и может, это даже умышленное убийство – хотя Уордену или кому угодно трудно представить, на кой черт копу рисковать карьерой и свободой из-за какого-то угонщика. Скорее всего, смерть Джона Скотта – не более чем результат погони, потасовки в темном переулке и испуганного решения в долю секунды. Возможно, курок спустил тот, кто помнил о Нормане Бакмане и всех тех копах, которые помедлили и проиграли. Возможно, еще не успел стихнуть грохот, а он уже панически думал, как об этом написать, чем это кончится. И, возможно, перед тем как уехать с выключенными мигалками с Монро-стрит, балтиморский коп вспомнил Скотти Маккауна.
– Роджер Твигг вынес на улицы всю нашу херню, – говорит Рик Джеймс, перечитав статью и перейдя на говор западной стороны. – Кто-то у нас стуканул, йо.
Дональд Уорден смотрит на напарника, но молчит. Д’Аддарио в главном офисе заканчивает с последними пунктами на планшете. Вокруг него сгрудились два десятка детективов – из убийств, ограблений, сексуальных преступлений, – слушая очередную утреннюю порцию телетайпов, особых распоряжений и внутренних решений. Уорден тоже слушает, но не слышит.
– В этом беда всего расследования, – говорит он наконец, отправляясь во второй поход к кофейнику. – В нем утечек больше, чем в решете.
Джеймс кивает, потом бросает газету на стол Уолтемейера. Д’Аддарио заканчивает инструктаж, и Уорден выходит из комнаты отдыха, вглядываясь в лица, по меньшей мере, полудюжины человек, друживших с некоторыми полицейскими Западного и Центрального районов, теперь угодившими под расследование убийства Скотта. И допускает трудную мысль: источником репортера здесь может быть любой.
Черт, в список подозреваемых придется занести даже сержанта. Терри Макларни – не любитель преследовать сослуживцев, особенно своих из Западного. Он этого и не скрывал с того самого момента, когда обнаружили Джона Скотта, и по этой самой причине у него забрали дело Монро-стрит.
Макларни противна мысль, что его детективов науськали на его же старых корешей из Западного. Перед возвращением в отдел убийств в восемьдесят пятом он служил в той проклятой дыре сержантом сектора. Там его чуть не убили – чуть не пристрелили, как пса, во время погони за грабителем на Аруна-авеню, – и он видел, что далеко не один такой. Если хотите копать под копов в Западном, то это, пожалуйста, без него. В его мире маловато оттенков серого. Копы – хорошие, преступники – плохие; а если копы и не хорошие, то они все равно копы.