Мы собрали пятьдесят пять тысяч долларов, положили в указанное место. Но Юлька так и не вернулась. Вместо ребенка мы получили записки с дополнительной суммой $20000.
Больше денег у меня не было, даже если я продам все свои органы,
Я ненавидела Андрея и себя за тот теплоход, и за то, что нет денег.
Нам было нечем заплатить похитителю в этот раз.
Через неделю у меня и Андрея под дверями появились идентичные конверты с единственным фото посиневшей мертвой Юльки.
Я лежала пластом трое суток, а на четвертую ночь, когда я закрыла глаза, то ли во сне то ли в бреду мне привиделся Саня. Он меня хлопнул по плечу и протянул метательный нож. Пробуждения мое было очень неохотным, мне не хотелось возвращаться к тоскливым реалиям, но правая рука еще чувствовала тяжесть ножа.
И я поднялась, загнав мои печали далеко в сердце, теперь я знаю, что мне нужно сделать.
Вечером, спрятавшись со своей старенькой Волгой в лесопосадке, я в бинокль наблюдала жизнь цыганского поселка. Подъезжали автомобили, выгружались увесистые черноволосые мужчины и женщины, заносили в дома пакеты и мешки, что то оживленно обсуждая. Собаки флегматично бродили сами по себе, никому не мешая и никого особенно не выделяя, казалось собачье и человечье племя существуют сами по себе в своих матрицах. Остановился автобус, из него вылезли цыганки, которых я часто видела на “пятачке”, так называлась горожанами небольшая площадь около городского сквера.
“Люди как люди, возвращаются с работы, только вот их работа почему то тесно связана с вредом ближнему,” подумала я, разглядывая смуглые лица.
В интересующий меня дом с красной крышей вразвалку направилась толстая цыганка средних лет, в кожаной куртке нараспашку и в синей с золотой каймой сборчатой юбке. Навстречу ей вышла старая низкорослая женщина с седыми косами и обе скрылись за дверью.
Понемногу поселок стал затихать, группы людей стоявших на улце разбрелись по домам, а я терпеливо ждала.
Когда наступила ночь, я вытащила припасенную канистру бензина, сунула в карман пару кусков вареной колбасы и отправилась к дому с красной крышей. Залаяла и подбежала с грозным видом белая собака. Я достала кусок колбасы поводила перед смутно видным носом, собака принюхалась и колбаса полетела ей в пасть.
Она проводила меня без лая до самых ворот, в благодарность за молчание я ей бросила еще кусок.
Я свободно прошла через незапертые сломанные ворота, поставила канистру у входной двери и медленно обогнула дом. Свет горел только в одной задней комнате. Я осторожно заглянула. в маленькое окно.
. Через редкую ситцевую занавеску было видно толстую цыганку в синей юбке, она укладывала многочисленные одинаковые пакеты с белым содержимым в коробку. Комната выглядела как обычная деревенская: на стенах ковры, полированный стол, старомодный сервант. Вдруг цыганка подняла голову и посмотрела прямо на меня.
Я отпрянула от окна. Она меня не могла увидеть через занавеску, но видимо что то услышала. Согнувшись, я продолжала красться, надеясь найти дверь на задний двор, как это часто бывает в деревенских домах. Но дверь отсутствовала и обойдя дом, я вернулась к входной.
Приникла ухом, прислушалась, все было тихо.
Осторожно подергав дверь, я просунула нож, подцепила ножом щеколду, открыла и зашла в темный коридор. Половицы предательски скрипнули. Черт, надо действовать быстро. Я распахнула дверь, из под которой пробивался свет и бросилась на толстую цыганку. От неожиданной атаки, та свалилась мешком под мной.
–Где девочка?– спросила я ее.
–Девочка? Какая девочка?– зaвизжала она и обхватила мою шею, пытаясь сдавить. Я ударила цыганку рукоятью ножа в скулу. Она взвизгнула:
–Ай! Не бей!
Я кольнула лезвием в ее щеку.
–Где девочка?
–Какая девочка?!
Я кольнула сильней.
-Василий знает!– вскрикнула цыганка.
–Где его найти?
-На пятачке торгует. Он тебя убьет!
И вдруг заорала какие то слова на своем языке во весь голос.
Я ударила ее рукоятью вновь уже изо всех сил и по голове. Она замолчала и обмякла.
Послышалось шуршание, старая цыганка в розовой ночной рубашке показалась в проеме с Макаровым в морщинистой руке. Я упала на ковер, перекатилась и пулей вынесло стекло в серванте.
Лежа, с пола метнула нож в старуху, он попал ей точно под сердце. Та свалилась бесформенной розовой грудой.
Густой запах крови повис в комнате, а по напольному ковру расползались красные пятна. Меня затошнило и хотелось убежать, но я сжав зубы, выдернула свой нож, обтерла об розовую рубашку убитой старухи и сжимая его в руке, вышла из дома за канистрой. Я была готова к нападению.