Она заставила себя отвести глаза, потому что участковый опять обратил внимание на то, что она смотрит на него. На повороте шлюпку занесло, днище ударилось об упругую спину Итья-Аха, и в лицо Ледзинской полетели холодные брызги. Она засмеялась, и сама вначале удивилась тому, что засмеялась, но потом поняла, что, несмотря на горечи и обиды, несмотря на ветер и брызги в лицо, несмотря на укачивающую монотонность плёсов, несмотря на сидящих рядом браконьеров, — было в ее теперешнем состоянии что-то светлое и хорошее. Все, наконец, становилось на свои места. Не оставалось гнетущей неясности. Теперь она знала все и, следовательно, могла строить свою дальнейшую жизнь уверенно и твердо, пусть трудно, пусть не сразу, но без этого дурацкого чувства неудобства и поисков несуществующих или существующих (все равно) доводов и поводов.
Шлюпка набирала разгон после крутого поворота.
42
13 часов 05 минут.
С борта вертолета 88294.
От подполковника Громова майору Пахоменко.
Срочно.
ЖЕНА ОХОТНИКА ХОРОВА ВИДЕЛА ПИСТОЛЕТ ПОРТФЕЛЕ ЛЕДЗИНСКОЙ тчк ОТРАБОТАЙТЕ ВЕРСИЮ ЛЕДЗИНСКАЯ ПОЛУЧИЛА ПЕРЕД КОМАНДИРОВКОЙ ЧУЖОЙ ПИСТОЛЕТ тчк ПРОВЕРКУ ОСУЩЕСТВИТЕ МЕТОДОМ ИСКЛЮЧЕНИЯ ВСЕГО ОРУЖИЯ ЛИЧНОГО СОСТАВА тчк РЕЗУЛЬТАТ РАДИРУЙТЕ НА БОРТ НЕМЕДЛЕННО
Передал: командир вертолета Лещев.
Принял: командир авиаотряда Дергачев.
13 часов 40 минут.
Из центральной диспетчерской аэродрома.
От майора Пахоменко подполковнику Громову.
Срочно.
ЛИЧНОЕ ОРУЖИЕ ЛЕДЗИНСКОЙ НАХОДИТСЯ ОТДЕЛЕ тчк ЧИСЛИТСЯ СДАННЫМ тчк ПРОВЕРКА ОСУЩЕСТВЛЕНА СОГЛАСНО ВАШЕМУ УКАЗАНИЮ
Передал: командир авиаотряда Дергачев.
Принял: командир вертолета Лещев.
43
К ночи небо очистилось, высыпали звезды, и было ясно, что подморозит, но это никого не тревожило: шуга не шла, и потому за ночь река не встанет, а ехать им оставалось всего один завтрашний день.
Последние полтора плёса шли опять на малых оборотах при свете звезд. Шлюпка легко скользила по течению, плавно, как планер, выходя из кренов, и здесь, посреди реки, было, казалось, гораздо теплее и уютнее, чем на безмолвных белых берегах, а черная вода Итья-Аха больше не пугала. Зная, что теперь до ночлега совсем немного, причаливать вовсе не хотелось, а хотелось скользить и скользить по этой черной, блестевшей под звездами поверхности, покамест не покажутся впереди огни Ёгана.
Начинались знаменитые Итья-Ахские кедровые рощи. Следующий плёс — последний. Этот участок реки лейтенант знал как пять своих пальцев — ездил здесь охотоведом.
Приставать не хотелось еще и потому, что безотлагательно нужно было решить: как дойти до избушки? Проблемы этой, конечно, не возникло бы — дорога известна, но люди, с которыми он должен идти туда, — отнюдь не из тех, с кем можно идти в разведку. Случай с толстячком лишний раз убедил в этом. До избушки около двух километров лесом — и где гарантия, что кто-нибудь вновь не попытается бежать? Самое надежное — идти замыкающим. Но кого пустить вперед? Никто, кроме него, тропы не знает.
Шлюпка шла, между тем, последним плёсом, в середине которого нужно было причаливать к правому берегу. Берег здесь был высокий, и лейтенант высматривал место, где легче будет подняться, когда заметил внизу заснеженного спуска длинное темное тело… Лодка!.. Он положил рычаг-газ влево и метра за три до берега нажал кнопку «стоп». Через секунду шлюпка мягко ткнулась в прибрежный мох против вытащенной из воды и перевернутой лодки.
Первым на берег выпрыгнул Пятаков с чалкой. Закрепил бечевку за росшую у самой воды хилую елку. Хмуро сказал остальным:
— Вылазь.
Лейтенант повернул краник отстойника, отсоединил шланг, аккуратно намотал его на рожки бензобака и, дождавшись, когда выбрались все, сказал, указывая на высокий берег:
— Поднимайтесь… Погоди, я тебе помогу, Ольга Васильевна.
Ледзинская хотела ответить: «Ничего, я сама», но вдруг поняла, что участковый остановил ее вовсе не затем, чтобы помочь.
— Портфель мой захвати тоже, — сказала она.
Трое карабкались на кручу; пока они трещали сучьями и ругались вполголоса, скользя по снегу резиновыми сапогами, лейтенант, подхватив левой рукой оба портфеля, правой на ходу расстегнул кобуру и, оказавшись рядом с Ледзинской, громко сказал:
— Возьми портфель, — протягивая в то же время и пистолет. Она взяла без удивления, сунула в карман пальто и подумала: хорошо, что не успела зашить кармане дырку — туда прошло дуло, и пистолет лег удобно, как в кобуре. — Если что — стреляй поверх голов, — сказал инспектор. — Пошли!
Трое наверху прислушались: о чем говорят меж собой милиционеры? Но лейтенант рассчитал правильно: говорить нужно тогда, когда они лезут, треща сучьями, и не могут обернуться, а теперь, когда трое, затаив дыхание, вслушивались в то, о чем говорят и что делают внизу, — там уже ни о чем не говорили и ничего особенного не делали, а тоже, треща сучьями и поминая черта, карабкались вверх по склону.
Здесь, наверху, под редкими кедрами, было темнее и лиц не видно, но участковый определил по напряженным позам и напряженному молчанию, что трое чего-то ждут. Они стояли шеренгой, которая, впрочем, едва угадывалась. Сомнение мелькнуло еще раз: нужно ли?.. Но пистолет лежал уже в кармане Ледзинской. И эта расхлябанная шеренга, похожая на строй мелких хулиганов перед разводом на работу, тоже чего-то ждет. Конечно, они не знают, что именно предпримет лейтенант, но знают, что что-то предпринять собирается, и отступить сейчас — значит, сдаться.
Он оглядел расхлябанный строй и твердо начал:
— В осуществление данных мне полномочий объявляю вас всех троих, — сделал он шаг в их сторону, чтобы обращение выглядело убедительней и не могло быть истолковано превратно, — задержанными по статье сто двадцать второй Уголовно-Процессуального Кодекса Российской Федерации. — Ледзинская при этих словах удивленно подняла брови, но, к счастью, в темноте этого никто не заметил. — В соответствии с данной статьей, — продолжал лейтенант, — вы считаетесь находящимися под стражей, и в случае побега будет открыт огонь. Так как в настоящее время возникла необходимость… проследовать этапом к месту ночлега, создается специальная конвойная группа в составе меня и лейтенанта Ледзинской. Командование конвойной группой беру на себя. Исходя из реальных условий конвоирования, а также специфичности передвижения по ночному лесу, побегом будет считаться пять шагов в сторону от колонны. Порядок следования до ночлега следующий: впереди я, за мной задержанный Пятаков, далее задержанные… как стоите по строю, — он пожалел в этот момент, что все еще не спросил у них фамилий и что, пожалуй, лучше бы следом пустить толстячка. Но поздно спрашивать фамилии: могут соврать, и тогда задержание — и без того достаточно условное — обратится в фарс. — Замыкает колонну лейтенант Ледзинская. — Он посмотрел в ее сторону.
— Есть, — вяло отозвалась та.
— Интервал движения — три шага, — закончил Цветков. — Вопросы, жалобы есть? — неожиданно для самого себя задал он прокурорский вопрос, но очень уж хотелось узнать, как отнеслись к его словам трое.
— Жалоба есть, — нехотя откликнулся Пятаков.
— Слушаю.
— Горячим кормить думаете? Уже кишка кишке рапорт отдает. — Непонятно было: серьезно он говорит или мурыжится. — Раз задержанные, положено кормить… Я законы знаю.