Так... Теперь наметим план допроса. Рассчитаем его, как шахматную партию, в несколько ходов. Если ты так и вот так, то я вот этак. Если ты...
...— Закрывали бы вы мое дело. Маюсь без толку.
— С радостью бы, хоть сию минуту, но не могу. Если у подследственного есть дети, я обязан написать в справке к обвинительному заключению, где они находятся. Сам понимаю — формальность, а ничего не поделаешь.
Антипина слегка оживилась.
— Да напишите что-ничто. Кому какая разница?
— Не годится, — вздохнул Стрепетов. — Зачем нам обманывать суд? Я думаю, вы скажете правду. Антонина Ивановна... — И двинул вперед первую фигуру: — У меня есть показания соседей, что ваша дочь проживает у сестры...
Антипина страдальчески дернулась и отвернулась к зарешеченному окну. «Вот нежные сестрицы. Про одну помянешь — другую корежит... Клюнет или нет?»
Антипина подумала, помолчала и нехотя выдавила:
— Верно. У сестры.
«Легко ты уверовала в мою наивность». Он подвинул протокол и начал писать:
«Вопрос: в деле имеются показания соседей по квартире о том, что свою дочь вы отдали сестре. Подтверждаете ли вы эти показания?
Ответ: Да, я подтверждаю, что дочь находится у моей сестры Куравлевой В. И.».
— Распишитесь.
— И все? — облегченно взметнулась Антипина.
— Не совсем.
«Будь ты понаблюдательней, ты бы заметила, что написано не «Антипина», а «Куравлева». Ты сообразила бы, что с твоей сестрой я уже виделся, потому что никакие соседи не могли мне сообщить о ее замужестве и новой фамилии. И тогда ты бы поняла, что партия только начинается».
— Эх, Антипина, Антипина! Я рассчитывал, что вы скажете правду. Был я у вашей сестры, говорили мы о вас и о ребенке.
— Ах, уж бы-ыли? — задохнулась Антипина. — Уж познакомились? Хороша у меня сестренка-то, а? Лучше некуда! Что красавица, что стерва — первостатейная... А муженька ее случайно не повидали? Очень даже жаль! Тот еще получше будет. Один одного краше! Другой раз повстречаетесь — скажите: Тоська, дескать, кланяться велела, совет им шлет да любовь! Скажите...
«Завелась! И совсем не в ту сторону».
Кое-как Стрепетов втиснул направляющую реплику в беспорядочный поток ее восклицаний.
— По-моему, Вера Ивановна неплохая женщина; она так встревожилась о девочке...
На Антипину будто кипятком плеснули. Посыпались уже полуцензурные выкрики в адрес Куравлевой и ее мужа. И вдруг — бац:
— Нету девки, и не видать им ее больше. Тю-тю!...
— Что значит «тю-тю»? — с ходу врезался Стрепетов в яростную, бессвязную брань.
Антипина споткнулась о вопрос, закрыла было рот, но с разгона просто промолчать у нее не вышло.
— Кинула я девку, — остывая, сказала она. — Такой момент подошел. Отнесла к детдому и бросила. Отца нет, пусть и матери не будет!
— Так и записать?
— Пиши, пиявка! Правды хотел — подавись моей правдой!
— Да будет вам известно, Антипина, что подкидыши строго регистрируются и берутся на учет. Вашего ребенка среди них нет.
Он поднял за уголки каллиграфически заполненную справку и так держал ее, пока Антипина читала.
«Это по-нашему, по-простому, называется шах...»
Антипина выдернула бумажку из рук Стрепетова, обшарила глазами оборотную сторону, водя пальцем, исследовала печать.
«...а может быть, и мат».
И он позволил себе открыто, торжествующе усмехнуться. Но коротким и мимолетным было его торжество, потому что следующий миг смахнул с доски все фигуры, опрокинул и самую доску, служившую ареной для логически рассчитанных ходов. Стрепетова настигла мысль, еще не мысль, а предчувствие... Тут же оно и ускользнуло, спугнутое его ошеломлением, но тотчас вернулось, оформившись и окрепнув, и тогда мысль набатно загудела в мозгу, созывая и выстраивая в зловещий порядок все известные прежде факты, сведения и догадки. И когда Антипина подняла глаза от справки и стала смотреть на него, он уже был целиком во власти этой внутренней работы. Ее ожесточенное сопротивление и ложь во всем, что касалось ребенка, ее «своими руками утоплю», сказанное сестре, нежелание его регистрировать, дабы не сохранять следов ни в каких документах, наконец, собственное стрепетовское ощущение, испытанное утром в кабинете Вознесенского, — все связалось воедино, и он уже верил, не верить уже не мог. И на ту же чашу весов ложилось то, что происходило с Антипиной теперь. Совершенная растерянность в ту минуту, когда увидела справку. Потом все более четкий страх. И короткое тяжелое оцепенение перед тем, как она подняла голову и стала смотреть на него.