— Тебя просили позвонить в Прокуратуру Союза — мрачно сказал Кока.
— Зачем?
— Узнаешь...
И тут Кока вдруг всхлипнул и потащил из кармана необъятный носовой платок.
— Стрепетуша, не покидай нас...
С трубкой в руке Стрепетов в недоумении повернулся к Раисе.
— Кто кого покидает?
— Объясни, Светаев, я не могу. — Раиса уткнулась в свои папки и тоже издала подозрительный всхлипывающий звук.
— Ты... только что... назначен... следователем по важнейшим делам при... Генеральном прокуроре...
Кока рыдал вполне натурально. Зря он, что ли, в институтском драмкружке — кстати, под руководством Менглета — играл первые роли!
— Купили, черти! — понял наконец Стрепетов. — Пронюхали все-таки.
Раиса подняла лицо. Смех уже сбежал с него.
— Какая мерзавка! Я бы, не задумываясь, дала высшую меру!
Кока осушил слезы и взорвался серией вопросов. Тимохин по обыкновению пустился философствовать, понабежали из других отделов — словом, пошли разговоры, споры... Шутка ли — по делу о бытовом мошенничестве дополнительно вскрыто убийство! Кто хвалил, кто жаждал подробностей, кто рассказывал подходящие и не подходящие к случаю истории. А Стрепетов каждые пять минут звонил.
Наконец склад отозвался безмятежным стариковским тенорком. «Надоть поискать. Так что поинтересуйтесь попозже». Что значит попозже? Через полчаса — это попозже? Нет, и через час, и через три все еще было не попозже, и так оно шло до вечера, пока хранитель странного скопища бездомных, заблудившихся вещей не сказал тоненько и бодро: «Покамест нету. Авось завтра найду — утро вечера мудренее».
Но и завтра одеяльце не нашлось. Сгинуло оно за давностью, за незначительностью своей среди прочих бесхозных предметов. А так в него уверовал Стрепетов, так ему виделось мгновенное разоблачение Антипиной с помощью этого одеяльца, прикрытого чем-нибудь на столе!..
Теперь осталось найти труп. Криминалистика утверждает, что мертвое тело, где бы оно ни было скрыто, рано или поздно обнаруживается. Поэтому вполне вероятно, что тело он найдет. Но даже, если так, надо еще доказать, что это — дочь Антипиной. А как? «Поди докажи. Да, действительно, поди докажи... Докажи, докажи...» — бормотал Стрепетов. И вдруг он вспомнил фамилию эксперта, который делал интереснейшие анализы крови родителей и детей, точно устанавливая родственную связь. Через три часа он поймал его, выловил на телефонный крючок среди миллионов московских жителей. Уразумев суть дела, эксперт призадумался.
— Пожалуй, я берусь, — сказал он после долгой паузы. — Мы с вами проведем уникальную экспертизу. Единственную в своем роде! — заволновался он на далеком конце тонкой металлической жилки. — Можете даже не вызывать меня на эксгумацию. Только возьмите килограммчик земли из-под гробика, так на глубине трех-пяти сантиметров. И пожалуйста, оформляйте протокол очень тщательно: будет чрезвычайно обидно, если по процессуальным соображениям наше вещественное доказательство не будет принято. Желаю успеха, дорогой. До скорого!..
— Как дела?
— Средне, Олег Константинович.
— Докладывай, благо я пока начальство.
Стрепетовских новостей хватило минуты на три. Вознесенский долго пускал колечки дыма к потолку, провожая их умным прижмуренным глазом, изящно стряхивая пепел в разинутый клюв пузатого галчонка, играл коробкой спичек. Вздохнув, поднялся решительно.
— У меня есть дела в Таганке. Можем поехать вместе, посмотрю заодно твою Антипину.
...Допрос вел Стрепетов. Вознесенский только присутствовал с вялым, сонным видом. Но Стрепетов научился уже понимать его и чувствовал, что тот внимателен до предела. Антипина обнаглела окончательно: она бессмысленно врала, то и дело меняла показания. Стрепетову уже омерзело уличать ее на каждом слове, когда Вознесенский сделал знак: кончай.
Стрепетов ходил по кабинету — три шага вперед, три назад. Вознесенский присел к столу, складывал из спичек колодец.
— Нет! — сказал он неожиданно.
— Что нет?
— Дорогой Алексей, давай откровенно. Не вижу убийства, не вижу убийцы.
— Как не видите?! — остолбенел Стрепетов. — На ней написано крупными буквами!!!
— Написано. Согласен. Очень крупно. Слишком крупно! Как на симулянте написано, что он болен. Помолчи! Слушай. Ты знаешь, что она делает? Ловит тебя в твою же сеть. Думаешь, ты за ней охотишься? Нет, теперь уже она за тобой. Она сует прямо в нос все, что заставляет верить в детоубийство! Ей нужно, чтобы ты поверил.