— Расскажите, пожалуйста, все, что вам известно, по делу Антипиной Антонины Ивановны.
— Мне известно, что она арестована. Больше ничего.
«Совсем ничего? Столько лет в одной квартире!..»
— А за что Антипина арестована, слышали?
— Присваивала чужие вещи, деньги, — брезгливо говорит женщина. — Вам лучше знать.
— Чьи именно деньги и вещи, не припомните?
Женщина пожимает плечами.
— Моего за ней ничего не пропало. А что я иной раз давала, когда вижу — молока ребенку не на что купить, так того я назад не ждала. Знала, кому даю.
«Вот мы и приехали, куда надо».
— С кем же осталась девочка после ареста?
— Да она уже давно у сестры.
— Здесь, в Москве?
Женщина опять пожимает плечами. Разговор тяготит ее.
— Если вас интересуют подробности, — говорит она, — сходите лучше к Петровой. Они вместе хороводились. Это выше этажом, левая дверь. Петрова Надежда Яковлевна.
И снова Стрепетов давит кнопку звонка, снова «Я из милиции...», снова «Расскажите все, что вам известно...» Но здесь прием иной.
— Тоська-то? Ходила она у меня в подружках, ходила, скрывать не стану. Да и как от нее отвяжешься — очень уж подольститься умеет! То услужит чем-нибудь, то в свою компанию зазовет, то девку притащит — знает, я маленьких люблю. Только теперь я ее — во как поняла! Вернется — на порог не пущу... Сколько ей дадут-то?
— Это суд решит.
— Пусть дают, не жалко. Я все, бывало, ей верила. Придет, плачет: «Ох, горе мое! Я его люблю, а он меня покинул. Ох, дочка без отца вырастет!» А потом эту самую дочку да в чужие руки.
— Какие ж чужие? Сестра.
— Все равно. Разве можно? Сбагрила — и пошел у нее дым коромыслом, каждый день мужики. Только того и ждала, чтоб отделаться... Главное, обидно: сама ведь я ее снарядила! Пальто она мое выпросила новое, с кожаным кантиком. Только разочек, мол, к сестре съездить. Праздник был — Восьмое марта, так она форс захотела показать! «И одеяльца, — говорит, — нет ли какого, чтобы девку завернуть покрасивше?» А у меня осталось от своих, берегла его — шелковое, зелененькое. Холода еще стояли. «Заморозит, — думаю, — девку в своем байковом». Вот и отдала. Своими руками, дура!.. День не несет назад, два не несет. Я к ней. Гляжу, а в комнате у ней ни кроватки, ни игрушек. «Погостить, — говорит, — оставила». А сама даже в лице переменилась — видно, что врет... С тех пор и пошло у нас врозь. Пальто теперь не вернуть, я знаю. Хоть бы одеяльце с Тоськиной сестры стребовать. Вы запишите обязательно: ватное, шелком крытое, зелененькое. Адрес? Адреса вот не помню. Работает она на Пятой швейной фабрике, зовут будто Веркой. Вера Ивановна, значит...
Один глаз у начальника отдела кадров был прикрыт черной пиратской повязкой, другой сладко, туманно жмурился.
— Нет у нас больше Антипиной Веры Ивановны, — вздохнул он. — Опоздали, молодой человек. Полгода, как замуж вышла. Есть теперь Куравлева Вера Ивановна. Не устраивает?
«Никак за поклонника принял? Благодарю покорно!»
— Устраивает, — сказал Стрепетов и положил на стол свое удостоверение.
Начальничье око протрезвело.
— Вон что... Присаживайтесь.. Вон оно что... Сейчас вызову.
Куравлева явилась минут через пятнадцать.
«Ясно, почему ты облизывался, старый пират! Не разделяю твоих восторгов, но понять могу».
Куравлева вошла плавно, медленно протянула мягкую руку, села — нога на ногу. В ней было что-то вкрадчивое и вместе с тем беззастенчивое.
— Давайте познакомимся. Моя фамилия Стрепетов. Я веду дело вашей сестры. Нам надо побеседовать.
Лицо Куравлевой пошло красными пятнами, и теперь она уже будто забыла, что ее назначение — пленять.
— Какое еще «дело»?
— Разве не знаете?
— Не-е-е-т. Да вы не тяните! Что за «дело», что с Тосей?
— Ваша сестра арестована.
— Ар... За что?
Стрепетов, немало удивленный такой неосведомленностью в судьбе родной сестры, объяснил.
— Достукалась, дурища! — всплеснула руками Куравлева. — До чего докатилась, а? И всю жизнь она такая — себе портит и другим. Никогда с ней добром не кончалось, никогда! — Ее вдруг «понесло»: — Думаете, Тоська ради одной корысти чужое хапала? Нет, злобы в ней много. Как увидит, кто хорошо живет или характером веселый, так ее словно бес разжигает. Так сначала подластится к человеку, так обойдет его... А потом, чуть что не по ней, взбесится, как кошка, и обязательно подлость сделает!
«Бывшая подружка Антипиной говорила нечто похожее. Но насколько в родной сестре больше враждебности!»