— Но… как? — спрашиваю я у хозяйки. Девушка с длинными черными волосами в коротком шелковом платье — не отвечает, она занята готовкой. Ее руки сноровисто режут лук и морковь, в котле, кипящем на костре — уже варится свиная голова. Неподалеку от костра, на большом плоском камне — греется большой серый кот. Он приоткрывает один глаз и смотрит на меня с легким осуждением.
— Ужин скоро будет готов, сладенький — говорит девушка, не поворачиваясь: — не вставай, тебе еще рано. Свежеватель нанес тебе довольно серьезные раны… но я удивлена. Раньше никто не мог уйти с места встречи с ним… на своих двоих. Ты необычен. Я рада, что нашла тебя в лесу до того, как он вернулся. А он — вернулся бы.
— Святая Елена Равноапостольная — говорю я, откидывая с себя меховое одеяло и разглядывая свое тело. Все на месте — и кожа и прочее… но как?
— Семейная магия — объясняет хозяйка, нарезая морковь и ее маленькие ручки двигаются быстро, словно механизмы кухонного комбайна — чоп-чоп-чоп и красная соломка ложится горкой на деревянную доску. Нож в ее руке — ханьский Цань Дао, нож-топорик, нож-тесак, привычный для ханьских поваров. Как говорят в Хань — повар настолько хорош, насколько остер его нож. Судя по ее движениям этот конкретный Цань Дао — чертовски остер, ему достаточно легкого прикосновения, чтобы овощи прямо-таки распадались на кусочки. Чоп-чоп-чоп — стучит его лезвие о деревянную доску.
— Когда-то давно моя мама научила меня исцелять людей. — девушка наконец поворачивается ко мне, и я тону в омуте ее черных, бездонных глаз. Словно бы в безлунной ночи вдруг зажглись две звезды, притягивающие к себе взгляд. Среди миров, в сиянии светил, одной звезды я повторяю имя… не потому, что от нее светло, а потому, что мне темно с другими… — всплывают в голове строчки стихотворения. Именно так, в ее глазах можно утонуть и не вернуться, никогда.
— Впрочем… я никогда не была послушной девочкой… так что, наверное, сделала что-то не так… — она легким движением сбрасывает нарезанную морковь в котел с свиной головой и ставит доску обратно на стол. У нее есть стол! Каменный, но все же… я оглядываюсь вокруг. Небольшая пещера, светло-зеленые стены, в стене — ниши, в нишах стоят книги, вазы, какие-то ларцы, сундучки, над потолком — протянуты веревки, на них висят сушенные травы. На столе, рядом с деревянной доской — стоит яшмовая ступка и пестик, в таких толкут травы деревенские знахари. Тут же, на стене — деревянная доска, куда воткнуты несколько ножей-топориков Цань Дао. Пол… пол пещеры покрыт мхом и я только сейчас замечаю, что хозяйка — босая. Дым от очага уходит куда-то вверх, к потолку, поднимается выше веревочек, на которых висят пучки сухой травы и исчезает где-то там…
— Посмотри, все ли у тебя на месте — советует хозяйка, взяв со стола чайник из светло-зеленого камня с вырезанным на боку изображением дракона: — а то я могла и напутать. Ты же мальчик, верно? У тебя должны быть все эти причиндалы… нефритовый стержень и прочее…
— На месте — отвечаю я, сдерживая первый порыв снова откинуть одеяло и убедиться в наличии «нефритового стержня» и прочего. Говорят, что мужчины, приходя в себя после аварии — первым дело за причиндалы хватаются. Если это в самом деле так, то меня сейчас подкололи прямо в точку.
— А ты бука, сладенький — отзывается она, наливая ароматную жидкость в две маленьких чашки: — а ведь я спасла тебе жизнь. Как говорят в Хань — если ты спас кому-то жизнь, то теперь несешь кармическую ответственность за все, что этот человек сделает в этой жизни — хорошее и плохое.
— Прошу меня простить, я и в самом деле был невежлив. — отвечаю я очаровательной хозяйке, сев на кровати и свесив вниз ноги. Впрочем, одеяло еще осталось закрывать мои бедра… хотя бы потому что на мне больше ничего не было. С моей стороны было глупо стесняться, потому что если то, что говорит хозяйка — верно, то она видела меня не только голым, но и без кожи… как там — «Но простите, Азазелло, что я голая! Азазелло просил не беспокоиться, уверял, что он видел не только голых женщин, но даже женщин с начисто содранной кожей»,…
— Тем не менее, приношу свои извинения и хотел бы отметить, что вы сегодня просто очаровательны — говорю я, включая Уварова на всю мощь. Уж кто-кто не потеряется, даже очнувшись в загадочной пещере с таинственной незнакомкой, так это Уваров. Потому что гусары не умеют теряться, они умеют находиться. Во всех смыслах.
— О! А ты шалунишка, дорогой. Впрочем… тебе идет. Удивительно, насколько меняет людей сдирание кожи… — задумчиво произносит хозяйка и ставит поднос с чайником и чашками на столик у кровати: — а вот и чай. Он, конечно, не такой янтарный, как пьет Гуанинь в своем Небесном Дворце, но для Забайкалья — вполне пойдет. Народ тут невзыскательный.