Я отворачиваюсь к окну. Что бы там не происходило в душе у полковника Мещерской — она справится. Она уже большая девочка и если ей понадобится помощь — я помогу. А сейчас надо оставить ее в покое, дать возможность уложить все в голове и когда она готова будет рассказать за каким чертом она разнесла присутственное место в Марфо-Мариинском женском монастыре — расскажет сама.
Автомобиль притормаживает, и я гляжу вперед, через прозрачную перегородку между салоном и местом водителя. На перекрестке затор, стоят какие-то телеги, лежит упавшая лошадь, прямо за ней — старенький «Руссо-Балт» с открытым верхом, люди стоят вокруг и размахивают руками, о чем-то горячо дискутируя. Наш шофер, Василий-Петр — опускает перегородку между собой и салоном, поворачивает голову.
— Лошадь пала на дороге, — говорит он: — в объезд… а, сзади дорогу тоже перегородили. — он глядит назад, я поворачиваю голову. Ну, да, так и есть сзади у нас купеческие подводы с мешками прямо колонна, три или четыре телеги с лошадьми. Улица с двусторонним движением, но первая подвода уже успела сунутся в объезд стоящего транспорта и окончательно перегородила дорогу.
— Сиди. — говорю я, видя, что Василий-Петр хочет выйти из автомобиля: — я поговорю и дорогу освобожу, а ты сразу же выедешь.
— Как скажете, ваше благородие, — с явной неохотой соглашается тот. Я выхожу из машины. Пока еще не придумали герметичных и хорошо обогреваемых салонов, и температура внутри и снаружи не так уж и сильно отличается, разве что за пределами автомобиля свежий воздух наполнен ароматом конских яблок, все-таки лошадей на перекрестке много, а сдерживать себя они не привыкли.
Выйдя из автомобиля — оглядываюсь и немного удивляюсь. Когда сидишь внутри — не видишь, а вот только вышел и понимаешь, что контраст между околотком, в котором мы оказались и нашим автомобилем — колоссальный. Здесь нет каменных зданий, нет роскошных экипажей, этот район города — социальное дно. Обшарпанные стены домов, конские яблоки на грунтовой дороге, худые бока лошади, павшей на перекрестке, даже зеваки, что собрались поглазеть на происшествие — и те одеты крайне бедно. Гетто.
И наш роскошный автомобиль, больше похожий даже не на автомобиль, а на такой шикарный дом на колесах, всюду хром, позолота и вставки из ценных пород дерева, отлитая из чистого серебра фигурка крылатой богини Ники на капоте, хрустальное стекло фонарей и бархатные занавески на окнах.
Обращаю внимание, что часть зевак не сколько смотрит на павшую лошадь и пробку с разбором кто прав, а кто виноват, они больше глазеют на наш автомобиль класса «люкс». Что же… можно понять, сам бы остановился на такую смесь технический мысли и кричащей роскоши посмотреть. Впрочем, кроме нас на этом самом перекрестке стоит еще один автомобиль — тот самый старенький «Руссо-Балт» с открытым верхом. На заднем сиденье привстает молодой человек и пристально смотрит в нашу сторону. Его лицо бледно и перепачкано не то чернилами, не то сажей, но сам он одет вполне прилично — в коричневый сюртук и даже с галстуком на белой сорочке, сверху — расстегнутое пальто темного цвета.
Я подхожу к «Руссо-Балту». Кроме молодого человека с перепачканным лицом, на переднем сиденье автомобиля — барышня в бежевом пальто, на голове теплая шаль, спереди у нее висит меховая муфточка для сугрева рук. К моему удивлению — барышня сидит за рулем. Еще один молодой человек из их компании — стоит рядом и спорит с хозяином правшей лошади.
— Что ты себе придумываешь? — горячо говорит он, размахивая руками: — это просто автомобиль, а никакая не адская повозка, чтобы от нее лошади мерли!
— Воля ваша, уважаемый, однако же лошадь до сих пор жила, а едва ваша барышня на клаксон нажала — так и пала моя Манька! — упрямо стоит на своем возница, комкая в руках свою кушму из овечьего меха: — а раз так, то вы уж рублик заплатите, хучь не полную цену, но все же… куда я теперь без Маньки-то?