— Батюшка нас хотел замуж выдать за Картаполова-младшего, который Геннадий, а у него прыщи и изо рта пахнет! — выдает барышня, которую мордатый Татьяной называл: — а говорят, что Лунг девушек от мужского беспредела защищает! А еще мы знаем где у него лагерь! Ежели вы и в самом деле карбонарий, и противу власти идете, то помогите нам до тудова добраться! А мы уж отблагодарим вас и в молитвах поминать будем!
— Молитва это серьезно — отвечаю я, разжимая пальцы и секирка «Восток» — возмущенно «вжикает» в воздухе, возвращаясь к владелице: — Офелия, в своих молитвах нимфа все чем я грешен, помяни…
— Меня Таней зовут. Татьяна Павловна. А это сестра моя, Наташенька… с ней все в порядке будет? Она…
— Все с ней в порядке будет. — складывает руки на груди Ирка-Медуза: — я даже не начала толком.
— Слава богу! — говорит барышня Татьяна и в этот самый момент ее сестра Наташа — открывает глаза и что-то бормочет.
— Стоять! — выдает с полу Сенька, пытаясь выбраться из кучи-малы и отпихивая в сторону чей-то сапог, который лежит на его лице: — вы арестованы!
— Раз уж вы знаете куда — ведите нас — обращаюсь я к девушкам: — нам и в самом деле надо к Лунгу попасть.
— Ежели ваших женщин Лунг похитил, то ничего с ними не будет. Но если они от вас сами убежали… — хмурится Татьяна: — ежели вы их обижали…
— Кто я⁈ — припоминаю полковника Мещерскую. Такую обидишь, пожалуй. Обижалка у меня еще не выросла такую обижать. Она сама кого хочешь обидит.
— Стоять! — продолжает гнуть свою линию с чисто отскобленного деревянного пола Сенька. Барышня Лин, Мастер Парных Секир — с полушага прописывает ему футбольный удар в голову, да так, что только слюни в стороны летят!
— Лежать! — рычит она с легким акцентом: — раскомандовался!
— Меня окружают девушки с характером — вздыхаю я: — ведите нас. На встречу с Драконом. Посмотрим, что за феминист тут нарисовался…
— Это называется суфражист — поправляет меня Ирина Васильевна: — слышала я о таком. Но чтобы в Сибири такое было…
— В самом деле стали девицы пропадать — говорит барышня Татьяна, поглаживая пришедшую в себя сестру: — но это не Лунг. Напраслину на него возводят. Он наоборот — спасает тех, кто под гнетом мужчин и самодержавия…
— Чувствую заговор против Империи — бормочет себе под нос Ирина-Медуза Горгона: — вот чувствую…
— Ну так что? — подает голову Лин из рода Цин, пропнув в голову еще одному лежащему на полу: — может пойдем уже? А то они сейчас очухаются, мне снова им в голову пинать? На свежие синяки…
— Теперь я точно знаю, как вас различать — замечаю я, забирая свой тулуп с вешалки: — ты у нас милосердная. Вот сестрица у тебя пожестче будет…
Глава 11
Скрыться от властей в сибирской тайге — плевое дело. Так испокон веков и поступали те, кого власть не привечает — и староверы и раскольники и каторжные али из лихих людишек кто. Сюда все бежали, тайга большая… миллионы гектаров зеленого моря во все стороны, пешком ли верхом ли — можешь месяцами блуждать и никого не встретить. Так что спрятаться от властей в сибирской тайге — плевое дело.
Но вот спрятаться в тайге от местных жителей, от тех самых сибиряков, которые, закинув за плечи тощий «сидор» с пачкой чаю да кисетом с табаком, с туеском соли да полосками вяленного мяса, с несколькими патронами в промасленной тряпочке — уходят в тайгу за меховой добычей… Нет, понятно, что в тайге вот так вот, лицом к лицу человека редко встретишь, но каждый, кто идет по тайге, будь то зверь или человек — оставляет следы. А уж человек на следы горазд, тут и кострище с углями, и вырезанный из бересты ковшик, и закопанные от греха остатки разделанного зверя, кости да угольки, щепки и дрова для костра… и сами следы, конечно же. Это только в книгах возможно обмануть следопыта, если по своим следам пятиться, а потом в сторону прыгнуть, как это зайцы делают, следы петляя. В дальнем походе толку от таких нелепых хитростей нет.
Так что для сибиряка, что в тайгу за мехом весь лес — как книга открытая. Вот тут опять промысловики ватагой прошли к речкам, золотишко мыть, тоже лихие люди, запрет на действо сие вдоль речек что Высочайшим Указом золотоносными признаны, но когда такие запреты в тайге выполнялись? Тут — сосед шел, тяжело ступал, нагружен чем-то… а вот тут и вовсе конные прошли…
Так что новость о том, что местные девушки знают месторасположение лагеря Лунга — меня ни капельки не удивила. А вот что меня удивило, так это тот факт, что туда дорога вела. Нет, понятно, что не камнем мощеная, но все же. Две колеи, проложенные колесами груженных телег, разве что указателя на въезде в лес не хватало, такого, чтобы большая красная стрелка и надпись — «Логово Дракона тут!»
При этом дорогой совсем недавно пользовались, лошадиные следы, следы колес, мерзлые конские яблоки на земле, не занесенные снегом — все это говорило о том, что кто-то здесь совсем недавно прошел тележным обозом. Сбоку, у кромки колеи, проложенной тележными колесами — чьи-то следы. Со своей лошади легко спрыгивает на землю барышня Лин и склоняется над следами. Я натягиваю поводья, останавливая свою гнедую и смотрю на барышню вопросительно. Надо сказать, что она очень мило выглядит в мужском дэгэле и меховой шапке.
— Женская ножка — говорит она снизу, присев на одно колено: — маленький след, легкая походка. Молодая. Хромает. Одну ногу подволакивает. Отошла в сторону… да. — она что-то бормочет на своем языке.
— Что? — не понимаю я. Барышня Лин поднимает голову и смотрит мне в глаза.
— Отошла… чтобы… как это по-вашему? — она делает вид что поднимает полы дэгэла в стороны и присаживает на корточки, изображая скульптуру «писающая девочка».
— А… — понимаю я: — понятно.
— Цвет светлый, мочи немного. Болезнь у нее. — принюхивается барышня Лин: — еще следы. Мужчина. Крепкий, высокий. Стоял рядом пока… охранял? Потом — оба сели на телегу. Четыре шага к телеге — исчезают ее следы. Он нес ее на руках? Краснобородые удивляют.
— Краснобородые?
— Хуфэй. Северные разбойники. Хунхуз — по ханьски значит краснобородый. — поясняет барышня Лин выпрямляясь и нахмурившись в сторону кромки леса: — впереди засада. Человек двадцать.
— Какие таланты у вас в наложницах пропадают — подает голос седла следователь СИБ, которая у нас все еще пребывает в облике Дуняши из Простодырово. Она перекидывает ногу через седло и садится боком, готовая спрыгнуть на землю. Ей в седле биться несподручно.
— Засада это хорошо. Значит нас правильно привели — замечаю я, глядя как барышня Лин из рода Цин — извлекает из-за пояса свои фамильные секирки «Запад-Восток»: — а почему они краснобородые? Рыжие то есть?
— Никакие они не рыжие — морщится барышня Лин, глядя в сторону кромки леса и поигрывая своими секирками: — у них манера такая — ружья украшать красными шелковыми шнурами с пышными кисточками. Когда стрелять — в зубах зажимают… издалека будто красные усы и борода. Прозвали их так… ванбаданы, мадзэй, даофэй… а тебя, джиньюи из СИБ я еще выпотрошу как рыбу, будешь знать как свой поганый рот на Мастера из рода Цин разевать.
— Наложница? — округляет глаза одна из сестер Раскольниковых, та, которая Татьяна: — но… как это возможно? Вы…
— Джанли! Дженминг ни дэ шенгфэнг! — раздается окрик из леса: — Стоять! Назовитесь кто такие и что вам нужно!
— Так себе засада. — признает барышня Лин: — Сунь Цзы в гробу бы перевернулся. Кто у них за стратега?
— Владимир Григорьевич — подает голос Ирина Медуза Горгона: — разрешите я на вас и вашу… сотрудницу благословение наложу?
— Что за благословение? — спрашиваю я и тут же качаю головой: — не надо пока. Погоди.
— Силы душевные и физические кратно умножает — поясняет Ирина: — жаль, что вы мне все еще не доверяете.
— Мне тоже очень жаль — киваю в ответ. Вот что тут скажешь? Что было бы странным с моей стороны доверять Ирине Васильевне, агенту СИБ, не зарекомендовала она себя как честного и лояльного последователя. Или хотя бы партнера. Позволишь ей благословение наложить, а он вместе с ним проклятие наложит, а я пока в местной магии не разбираюсь так чтобы одно от другого отличить.