Брехт перевернулся на спину и левым глазом уставился в тёмный потолок. За окном надрывались сверчки. В коридоре похрапывала уснувшая дежурная медсестра. Даже молоденькая китаянка Гон Чунг – зазноба Васькина перестала стонать и заснула. Нужно подумать, чем заняться ему лично Брехту Ивану Яковлевичу в СССР.
Есть огромное количество золота. На территории Китая, но граница не на замке, это они случайно вышли прямо на пограничников. Взять коней и перевести часть. Потом, через какое-то время другую часть.
И что с ним делать? Сейчас НЭП почти ликвидировали. На бумагах и в газетах. На самом деле, в стране огромное количество кооперативов торговых, сельскохозяйственных и даже целые приличные промышленные предприятия есть. Называются – «артели». В московской артели «Радист» перед самой войной будут выпускать телевизоры, не говоря уже о радиоприёмниках. А сейчас, кажется, велосипеды делают. Велосипеды делать не хочется. До телевизоров долго. Хотя он, наверное, сможет его изобрести. Всё же вёл в школе кружок радиотехнический. Нужны экраны. Там вакуум. Нет, не сможет. Это настоящее производство нужно организовывать. Нет в нём этой предпринимательской жилки. Песни писать тоже не сможет. Медведь – сволочь последняя, потоптался на ушах. Так мало ему, что слуха лишил, он ещё и уши оттопырил.
А что сам Иван Яковлевич умеет? Служил ведь в армии далёкого будущего. Может, нужно снова в армию пойти, попытаться по-другому готовить бойцов. Тут через пять лет будет заварушка у озера Хасан. Отличиться там. За пять лет сумеет подготовить роту снайперов. Роту? Ну, он ведь капитан, если его железнодорожное звание перевести на войсковое.
Стоп. А ведь может получиться. Васька рассказывает сейчас приёмному батяньке, как они покрошили кучу китайцев. Явно Блюхер захочет пообщаться со спасителем сына. Попросить пристроить его в армии. Роту? Не, нужно просить у командарма отдельный батальон. И он должен быть дислоцирован в непосредственной близости от озера Хасан. Ведь Рейнгольд Штелле собирался не на КВЖД, а в Спасск Дальний. Вот там часть и сформировать. Там, помнится, в газетах читал недавно, построили цементный завод, значит, будет из чего казармы строить.
Командир отдельного батальона это майорское звание, а то и выше. Так Блюхеру ничего не стоит присвоить ему это звание. Есть у него четыре шестиугольничка в петлицах, вот и трансформируются в две шпалы майорские. Заодно попросить перевести в армию и родственников на сержантские должности, в отдельном батальоне должны быть всякие строительные рабочие.
Стоп. Можно и немного сельским хозяйством заняться. Держали же в будущем при воинских частях свиней. Кто ему запретит?
Ого. Вон куда занесло. А ещё нужно обязательно перетащить к себе этого прожжённого еврейско-польского картёжника Дворжецкого Матвея Абрамовича, с его связями в Маньчжоу-го можно, пока ещё дорога есть, за золото много чего полезного добыть.
Глава 2
Событие четвёртое
Утром Банкира на работу забирает новый водитель. Банкир – водителю:
– Как фамилия?
– Вам меня по фамилии не удобно будет называть, лучше по имени – Вася!
– Вот ещё, я всегда водителей по фамилии называю… А что за фамилия?
– Любимый.
Банкир:
– Так, ВАСЯ, поехали уже, опаздываем…
– Так вот ты какой, Северный олень?
Блюхер из-за стола не встал, и обниматься с Брехтом, и целоваться не полез. Сидел и лыбу давил. Про оленя не сказал. Сказал так:
– Так вот ты какой, «товарищ Брехт».
– Так точно. Я такой. – Без тени улыбки, а то не смешно будет.
– Ха-ха! – Это через минуту дошло до будущего маршала.
Теперь встал из-за огромного стола с зелёным сукном и бронзовым чернильным прибором, и полез обниматься. А потом, сволочь эдакая, и целоваться полез. В уста троекратно. Уста у Блюхера не сахарные. Уста со щетиной и попахивают перегаром и табаком. Нет, табачищем. Так ведь и стошнить может на белый генеральский мундир.
– Семён! – гаркнул командарм, когда облобызались они с Брехтом.
Дверь открылась, и на пороге нарисовался молодой старлей. Три кубаря в петлицах красных общевойсковых.
– По сто грамм водочки нам и рыбки с хлебушком.
Дверь заскрипела на несмазанных петлях. Брехт и не хотел, но поморщился. Командарм заметил. Губы поджал, и когда через минуту появился Семён с подносом, где был графинчик водки и две небольшие тарелочки, то поманил его пальцем и свистящим шёпотом, явно рисуясь, сказал: