— В Эвенрате.
— Так, Виркнуд: за Гилрау следить пуще всех. Он, может, и не главный во всём этом, но слишком деятельный. Бергнес прочесать. Как и Королевскую академию и дом ректора в Эвенрате. У Тунора оставь одного парня, на других великих лордах — по двое, на Дайене с Шеланом — тоже. Гилрау — самый важный.
— И король, милорд.
— И король, — вздохнул Эйсгейр.
1 день 4 месяца 524 года новой эпохи
Миррина рыцарь увидел только на третий день после пропажи Арделор. Без сна и от тревог тот осунулся и будто постарел.
— Что делать дальше, Эйс? — со вздохом спросил он за завтраком. — Ничего. Совершенно ничего.
— Ведь и раньше пропадали Дети Леса, — осторожно напомнил Эйсгейр. — Многих мы сумели найти.
— Я знаю, но это… Это другое. Раньше оставались хоть какие-то следы. А сейчас… Пятьдесят отборных солдат ни в ухо ногой, как они умудрились проворонить свою госпожу. Ещё и одну из служанок найти не можем.
— Если Арделор из Виркай-тал, так, может, их похитили поэтому?
— Если так, то это сделали эльфы! Кого мне прикажешь подозревать? Я допросил всех Детей Леса, кто был в академии! Лично. Иллитар, это… Всё зря! — выдохнул он, отшвыривая вилку.
А Эйсгейр подумал, что Миррин реагирует на пропажу слишком уж остро. Дети Леса и раньше пропадали, становились жертвами убийц, насильников. И не только в Северных землях. Но в этот раз посол был… В отчаянии? Будто Арделор ему не безразлична, хотя, может, так оно и есть. Или всё это задевает Миррина потому, что бросает тень на него самого и Эмиэля, Первого советника?
— Миррин, не первый раз ищем, — пытался успокоить друга Эйсгейр. — Не может же вообще никаких следов не остаться, что-нибудь да найдётся. Не сразу, но…
— Ты не понимаешь! — воскликнул Миррин. — Не понимаешь! Арделор может рожать! — и резко замолчал: болтнул лишнее.
Потом скомкал салфетку, бросил её на стол и поднялся.
— Извини, я пойду.
— Скажи, чем я ещё могу помочь?
— Сиди во дворце и не порти нам следы, — грустно усмехнулся Миррин и ушёл.
«Да уж… — подумал рыцарь, — это я умею лучше всего».
Оставшись один, Эйсгейр перелился в свою любимую комнату поразмыслить над нечаянными словами друга.
Арделор может рожать. Значит, другие эльфийки не могут? Все или способных к деторождению осталось мало? Как это связано с событиями столетней давности? С безумием короля?
Эйсгейр в раздражении забарабанил пальцами по подлокотнику кресла. Кракен сожри эту эльфийскую скрытность! Без сведений можно только бесполезно трепыхаться, как рыба без воды. А с другой стороны, даже если он и будет всё знать, что изменится? Какую помощь предложит? Прошло больше ста лет, и эльфы привлекли лучшие умы к решению проблем, какими бы те ни были.
Зато теперь ясна причина, по которой Дети Леса стали меньше выезжать за пределы своей родины. И почему так охраняли Арделор. С каким скрипом и треском ей разрешили работать в Эйсстурме! И в наёмники эльфы записывались меньше и меньше по этой же причине.
Эйсгейр вздохнул.
Безумный король без наследника и предположительная бездетность…Проблем у Детей Леса — океан, даже если их всего две.
Первая угрожала безопасности Светлого Леса. Вторая поднимала вопрос о будущем всего его народа. Эльфы могли, конечно, запереться внутри своих границ и сидеть там сколько угодно, пытаясь восстановить рождаемость. Но только при условии, что сила их короля никуда не денется. А это снова возвращало к первой проблеме.
И к тому разговору в королевском дворце. В одном рыцарь уже не сомневался: «некоторые мероприятия», о которых упоминал Гилрау, — убийство Милихэна, а упомянутое Миррином «нечто» — попытки это сделать.
Гилрау, как глава Высшей коллегии учёных, напрямую связан и с поправками к закону. Быть может, его рукой они и написаны. С его помощью кто-то готовится к будущему падению Светлого Леса. Точнее, готовит это самое падение. Кому же так хочется ввергнуть в пучину войны весь Иалон?
Весь! Не только Королевство людей. Начнётся-то всё, конечно, с него. Благородные отпрыски прежних королей потянут ручонки к сокровищам и вспомнят, будто королям положено побольше. Те, кто столь голубой кровью похвастаться не может, возмутятся: а какого кракена эти недокорольки возомнили о себе невесть что? И все начнут грызться словно звери. Как стервятники на падаль, придут орки — поживиться если не эльфийским, так людским добром. А потом уже и на Западе вспомнят, будто неплохо бы с Периамом поквитаться за его имперские грехи.