– По имени? – удивился Оливио. В гардемаринской школе к наставникам следовало обращаться «сеньор наставник», по фамилии и с указанием военно-морского чина.
– Конечно, – усмехнулся старший паладин. – Корпус – это братство посвященных. Мы, наставники, можем к кадетам и младшим паладинам обращаться и по имени, и по фамилии, но вы к нам должны обращаться только по имени, с «сеньором», само собой. Я так понимаю, тебе сильно не повезло с предыдущим местом учебы, а?
Оливио только молча кивнул и сел на кровать. Ему хотелось бы побыстрее переодеться, но он стеснялся и боялся раздеваться при постороннем.
– Ничего, здесь всяко лучше, чем там, – улыбнулся сеньор Джудо. – Мы своих не бросаем и в обиду не даем. А что до неуставных отношений, так, во-первых, в Корпусе такое не принято, а во-вторых, все, кто пытается что-то подобное провернуть, наказываются за это в строгом соответствии с уставом.
Оливио опять кивнул:
– Мне капитан сказал. Сеньор Джудо... А если я… если мое заявление принято, и капитан на него печать и подпись поставил… то меня отсюда точно не могут забрать?
– Точно, кто бы это ни был, даже сам король, – старший паладин смотрел на него странным, пристальным взглядом, отчего Оливио сделалось даже немного неуютно – он вдруг понял, что Джудо Манзони видит его насквозь.
– Это хорошо, – чуть выдохнул Оливио и взял новенький купальный халат, шлепанцы с деревянной подошвой и полотенца, только что вместе с остальными вещами выданные ему интендантом. – А где тут мыльня?
– Кадетская мыльня по коридору в самом конце направо. И она вся в твоем распоряжении до самого Солнцестояния, если, конечно, кто-нибудь еще не придет в Корпус в неурочное время, – улыбнулся наставник. – Есть будешь с младшими паладинами, по гонгу, трапезная здесь же, на первом этаже. Тренировки… пожалуй, пока мы с ними повременим. Как наставник, я тебе приказываю всю неделю есть, спать и читать устав и историю Корпуса, экземпляры имеются в кадетской гостиной. А потом потихоньку займемся и тренировками. Понемногу приведем тебя в хорошую форму. И, кстати, вечером, после первого ужина, подойдешь в мои покои на втором этаже, не ошибешься – там на двери табличка.
Оливио испуганно глянул на него:
– З-зачем это?
– Затем, что у меня после ужина будет свободное время, а тебя надо и к магу-целителю отвести, и показать здесь все, что требуется, – Джудо ободряюще усмехнулся. – Не бойся, я же сказал – здесь никогда не будет так, как было там.
Слово «там» он произнес так, что Оливио понял – знает. И удивился – когда успел узнать, ведь Оливио говорил откровенно только с капитаном. Но переспрашивать не стал, только коротко поклонился и ушел в мыльню, где заперся изнутри и долго, старательно мылся, смывая не только дорожную грязь, но и тревоги со страхами. Мутноватое, но зато в полный рост, зеркало кадетской мыльни отражало худое, покрытое разноцветными синяками, ссадинами, свежими и гноящимися рубцами тело, и Оливио даже заплакал – впервые увидел в полной мере, во что его превратили два месяца издевательств и насилия в Ийхос Дель Маре, отцовские побои и долгая дорога в столицу, проделанная им почти без денег. Собственно, деньги он тратил только на ночлег и места в почтовых каретах. На еду почти не оставалось, а продавать остатки материных украшений он не хотел.
В тот же вечер Манзони отвел его к мэтру Ассенцо, пожилому магу с длинной бородой, который, едва только увидев Оливио, покачал головой:
– Да-а, довели тебя, парень… ничего, дело поправимое. Во-первых, вот тебе амулет, надевай прямо сейчас и не снимай всю неделю. А во-вторых, иди за ширму, раздевайся, будем тебя лечить.
Лечил его мэтр Ассенцо целую неделю – каждый вечер после ужина. И скоро синяки сошли, рубцы почти сгладились, сломанные ребра срослись как положено, и даже истерзанная задница перестала болеть и доставлять мучения, признаться в которых было стыдно, но магу эти признания и не требовались, он и так видел все его болячки и раны, потому просто укладывал кадета на живот и раскладывал по спине и ягодицам круглые горячие камешки, привязывая к ним целительное заклятие.
А через два месяца явился дон Вальяверде – требовать блудного сына обратно. Безуспешно: во-первых, Оливио возвращаться не хотел, а во-вторых, сам король отказался внять требованиям графа – мол, Оливио совершеннолетний, в Корпус поступил по собственному желанию, и где хочет, там и остается. Дон Вальяверде закатил безобразный скандал и был очень невежливо и грубо выставлен за порог – Джудо просто вынес его за шиворот, причем сделал это с непередаваемо брезгливым выражением лица. И только после этого наконец-то Оливио почувствовал себя в безопасности.